Василий КОЖЕЛЯНКО: «Украинская культура должна навязываться, проталкивать себя »

— Господин Кожелянко, что послужило причиной вашего прихода в литературу?

— Я еще с самого детства был ориентирован на литературу, потому как читать начал раньше, чем ходить. Когда пришло время искать сферу применения своих навыков, я выбрал литературу. Хотя мог бы стать и кем-нибудь другим — в свое время я занимался рисованием и мог быть бы художником. Дело в том, что я двадцать лет писал стихи. Здесь же еще наложились социально-политические условия, имевшие место до 1991 года — лет десять я был как бы загерметизирован. И поэтому считаю, что все мое творческое развитие где-то лет на десять заторможено.

Мои первые стихи имели определенные политические мотивы, что вызвало некоторые проблемы. Правда, не столь уж серьезные — меня не арестовывали. И вот в сорок лет я почувствовал, что нужно что-то менять в литературном деле. Я перестал писать стихи и попробовал писать прозу. Вначале пьесы, а затем романы. Поэтому за такой короткий период времени написал довольно много — за три года я написал пять романов и семь новелл. И только теперь вот испытываю, что вошел в нормальное литературное русло — вот пишу новый роман, но уже не так быстро. Недавно сжег сто страниц — не знаю, хорошо это или плохо? Просто вошел в нормальное русло.

— По вашему мнению, кто такой современный украинский писатель?

— Это виртуальное существо, находящееся в трансформации от виртуального состояния к материализации. Что такое писатель? Это человек, который пишет книги, которые читает социум. Если его не читают — конечно, он может называться писателем. Вот сидит какой-то автор в деревне и написал, к примеру, пять томов. Но его никто не знает. Может он называться писателем или нет — сложно ответить. Современный украинский писатель — это феномен, пребывающий в точке бифуркации. Здесь может быть два выхода: либо он станет писателем в общемировом смысле этого слова, либо будет находиться в том виртуальном мире, когда его потребителями и впредь будут оставаться только коллеги по перу, критики, друзья. В значительной степени это связано с языковой ситуацией. Если украинский язык укоренится во всех сферах жизни — от торговли до политического слэнга, тогда писатель тоже найдет свою нишу. Если же язык будет отброшен на маргинес — ему придется, как минимум, менять речь, но это уже будет не украинский писатель.

— Все мы наслышаны о нелегкой судьбе отечественного писателя, а какие же на самом деле его трудности?

— Это уже зажеванный штамп — жаловаться на трудную судьбу, сидеть и плакать. Украинский писатель тоже усвоил именно такую манеру поведения. Здесь опять-таки существуют два пути: взять себе псевдоним Васесуалий Лоханкин и горевать об участи украинской интеллигенции (тяжелой, разумеется), а другой путь — стиснуть зубы и делать что-то конкретное. Если я пессимист — я могу не верить в успех, но все равно что-то делаю; если оптимист — тем более, я понимаю, что должен работать. Какая участь украинского писателя? Такая же, как и у любого нормального человека. А что, разве участь украинского таксиста легче? Современный писатель работает в рыночных условиях — он должен чувствовать время, реалии. Хочешь, чтобы тебя читали — пиши нормальным языком, пиши с уважением к публике. Я не говорю, что нужно заигрывать, заискивать перед кем-то… Если же ты хочешь быть «грамотеем» — тогда не надо требовать, чтобы социум тебя признавал и, соответственно, материально содержал.

— Как, по-вашему, чего недостает нашей литературе, чтобы она пришла в нормальное полноценное состояние?

— В современной украинской литературе должна быть выстроена иерархия жанров, иерархия литературы. Как говорит Константин Родин, у нас не хватает литературы «средней полки». Литература «первой полки» — это литература, так сказать, «семи пядей во лбу», литература философская, поэтическая, интеллектуальная, так сказать, герметичная. Такая литература есть у нас, и очень даже приличная. Литература «третьей полки» — это откровенная макулатура (женские романы и все такое прочее, что пишут целыми бригадами). Литература «средней полки» — добротная, приличная литература, которую пишут профессионалы, но она должна быть доступной широкой читательской аудитории: это качественный роман, фэнтези, детектив, боевик, политический роман, на что, собственно, я и ориентируюсь в своем творчестве. В этой триаде она должна занимать большой процент. Такая литература привлекает внимание и возвращает привычку читать. «Поток сознания» не каждый может осилить. Это нормальная литература для обычных людей с образованием и определенными вкусами. Такой литературы нам не хватает. Когда этот пласт будет заполнен и такая литература станет экономическим фактором, можно будет надеяться и на поддержку и большее развитие «первой полки».

— Если я верно вас понял, ваше творчество направлено на пополнение именно «средней полки»?

— Да, объективно я работаю на «вторую полку». Но не потому, что я принял некую особую миссию, отказался от поэзии в пользу того, чтобы делать какие-то блага для украинской литературы, общества… Нет. Я выбрал именно этот жанр, потому что сам ориентируюсь на такую литературу — это мой вкус, мое мировоззрение. Мне нравится такое читать и работать над этим.

— Что побуждает вас к столь радикальному переосмыслению истории?

— Я бы не сказал, что пишу свои сочинения затем, чтобы переосмысливать историю. Главная задача — написать интересную работу. Но как писатель я могу сам выбирать себе материал. Так сложилось, что я выбрал именно историю. Писатель может выбирать что-либо… Я не хотел дразнить историю. Просто хотел написать что-нибудь такое, где материалом была бы история. А для того, чтобы этот материал представлял интерес, я осуществил собственную интерпретацию. Вообще мне очень интересен жанр «альтернативной истории». Критики попрекали меня тем, что, дескать, я здесь не новый, такое уже было… Да, в самом деле, такое уже было, но не в украинской литературе. А в русской. Я не скрываю, что в свое время зачитывался «Островом Крым» Василия Аксенова. Это «альтернативная история».

— Т.е. в Украине пионер?

— Не то чтобы я собирался стать зачинателем чего-то, просто мне хотелось написать такую вещь с историческими реалиями. Рискованно поступил, что взял Вторую мировую войну. Вот если бы взял девятый или семнадцатый век — было бы немножко спокойнее, а так… Но мне так захотелось. Я не хотел компенсировать комплекс украинской неполноценности. Просто поставил своей целью написать что-то интересное.

— Василий, верите ли вы в то, что течение исторических событий на самом деле могло быть именно таково, как в ваших сочинениях?

— Почему бы и нет? Думаю, вполне, по всей вероятности. Возьмем, к примеру, Вторую мировую войну. В гитлеровском окружении был некто Альфред Розенберг, один из идеологов. Он весьма серьезно предлагал Рейху такую схему для руководства, по которой Украина была бы признана в своих этнических границах, ей было бы уделено большее внимание, то есть она стала бы этаким марионеточным государством, как Словакия или Хорватия. Это уже доказано исторически. Но были и другие мысли, и они победили. Если бы победила идея Розенберга — все было бы как-то иначе. Безусловно, я немного уплотнил события, кое- что преувеличил…

Если абстрагироваться от литературы, то я вполне придерживаюсь позиции, что история не имеет сослагательного наклонения. Думать, гадать, что было бы или не было — неблагодарное занятие. А в контексте литературного опуса это интересно. Поэтому я четко различаю такие вещи. Литературное произведение имеет свои законы и свое право моделировать. Как гражданин Украины, я не могу сказать, что такой поворот истории был бы благом. Что такое Рейх? Это тот же тоталитарный режим, где никто не собирался делать ничего хорошего для нас. Кстати, это должны понимать все граждане Украины: никто на свете — ни Америка, ни Россия, ни Китай не будут делать нам какое-либо альтруистическое благо. Мы сами должны знать свои интересы и заниматься их реализацией.

— Некоторые ваши сочинения носят провокативный характер. Не боитесь ли, что вас побьют, как Леся Бузину?

— Написанное пером, как известно, не вырубишь топором. Я ни о чем не жалею, не могу сказать, что написал что-то не так. Боюсь ли? Мы живем в материальном мире — все может быть… Знаю одно: если писателя бьют — это не является признаком здорового самокритичного общества. Я могу не соглашаться с трактовкой Бузиной Шевченко. Но в нормальном обществе писателя не должны бить. Бороться можно тем же оружием — методом слова. Не нравится Бузина — пишите «антибузину», не нравится Кожелянко — пишите «антикожелянку».

— Россия в ваших опусах — слабое, раздробленное государство в границах XVI века. Хотелось ли бы вам, чтобы ваши романы перевели и прочитали там?

— Во-первых, мои книги в России читают. Например, «Дефiляду в Москві» читают. На украинском языке. Вот франковский писатель Владимир Ешкилев рассказал, что впервые увидел мой роман и прочитал его в Москве, в «Буковинському журналi». Читают не только выходцы с Украины, но и люди, интересующиеся и занимающиеся нами. А что касается России — она и не слабая, и не раздробленная. Просто логика развития подсказывает такой путь. В «Дефіляді» Россия очень сильная — Сталин и так далее. Впоследствии в «Людинцi» она распадается, но пo причине внутренних споров. Это такие политические прогнозы — я имею право их делать. Это не какое-то пренебрежение, просто по логике развития виртуальной истории, моделируемой мною, Россия именно такова. А насчет того, переведут ли — когда я писал, я не ориентировался на то, чтобы мои сочинения переводили. Я просто не вижу их в иноязычной версии.

Пишу во многих различных стилях, на языках — уродливом русском, суржике, украинском, диалектах, староукраинском… Это защита нашей родной речи. Но возможность перевода она действительно ограничивает. Разумеется, перевести можно, но что из этого получится?

— Не планируете ли вы впоследствии перейти от жанра альтернативной истории или, как говорят некоторые, политического анекдота к более серьезным вещам?

— По форме мои работы могут приобретать анекдотичный характер. Но ведь любой политический анекдот отражает определенные социально-политические реалии совершенно серьезно. В основе всегда лежит проблема, остро стоящая перед обществом. Если бы я писал об этом мрачно, вязко, метафорично, с «потоком сознания» — ну что бы от того поменялось? Мне нравится такой стиль. Первое поверхностное впечатление может навевать мысли о легкомыслии, но это издержки стиля. Внутри же все очень серьезно.

— Количество выпитого спиртного на страницах ваших романов просто поражает. Что это — собственный опыт, традиции или авторская гиперболизация?

— Наверное, здесь нужно поставить плюсы. Если серьезно, я просто пытаюсь изображать своих героев натурально. Ну разве были бы они натуральными, если бы не пили? Мы — пьющая нация, это наши традиции. Но все что-то пьют, совсем другой вопрос — культура потребления.

— Один молодой украинский политик недавно заявил, что украинская культура может быть либо агрессивной, либо мертвой. Согласны ли вы с этим?

— Отчасти да. Он сконцентрировал эту фразу, но я бы ее расширил: украинская культура должна навязываться, проталкивать себя, делать то, что сейчас называется «промоушн». Она не должна выжидать, пока ее увидят — это не девушка на выданье. Государство не возьмет за ручку писателя, художника или другого мастера — и не станет водить. Украинская культура находится в состоянии огромной конкуренции как с русской, так и с другими великими культурами. Если она не будет выдерживать эту конкуренцию — она не выживет. Агрессивность несет в себе определенные негативные коннотации, но если это расширить — она должна быть действенной, эффективной, двигаться вперед. Например, у меня на полке лежит десяток прекрасных книг на украинском языке, изданных львовской «Кальварією», но если издательство не будет агрессивно навязывать себя на рынке — ничего из этого не выйдет. Государство не поможет — это засадно- репрессивный аппарат.

СПРАВКА «Дня»

Василий Кожелянко — поэт, драматург, прозаик. Работает внештатным корреспондентом одной из черновицких газет, специализируется на политической аналитике. Живет неподалеку от упомянутого областного центра. Закончил филфак Черновицкого национального Университета им. Ю.Федьковича. Автор пяти пьес (в соавторстве с В.Сердюком). Сборники стихотворений «Терновий iнiй» (1994), «Бiлий і рудий» (1994), «Семибарвний кiнь» (1995). Автор романов «Дефiляда в Москвi» (1997), «Конотоп» (1998), «Людинець» (1998), «Лженострадамус» (1999), «Котигорошко» (2000). Книги опубликованы издательствами «Факт» и «Кальварія». Лауреат литературной премии «Гранослов» (1994). Роман «Дефiляда в Москвi» признан победителем акции «Книга года-2000» в номинации «Метро».