«Донбасс живет пропагандистскими штампами»

В конце сентября Петр Андрусечко приехал в Украинский Католический Университет, где рассказал студентам об особенностях работы военного корреспондента. Он неделями жил в Славянске, Краматорске, Донецке, Мариуполе и других городах Донбасса, видел обстрелы и попадал в опасные ситуации, общался с разными сторонами конфликта и пытался понять их позиции. Польский репортер, главный редактор «Украинского журнала» в Праге Петр Андрусечко пишет о событиях в Украине для Gazeta Wyborcza и Nowa Europa Wschodnia. «День» расспросил журналиста об опыте его работы на Донбассе.

— Вы побывали за время военных действий во многих городах на Востоке. Каким вы увидели Донбасс?

— Сразу скажу, что я не был военным журналистом. Такой опыт получил в этом году, когда приходилось ездить в Славянск, Донецк, Краматорск и другие города региона. Раньше я бывал только на войне в Грузии. Но тот конфликт выглядел иначе, чем на востоке Украины.

Первое, что я увидел на Донбассе — напуганные люди. Я не мог понять, сколько из них поддерживают ДНР, а сколько остаются на проукраинских принципах. Когда на улицах стоят вооруженные люди, то, очевидно, страшно выражать свое мнение. Я часто общался с теми, кто активно поддерживал ДНР, кто по собственному желанию выходил на блокпосты и воевал на стороне «ополчения». Первое впечатление — большинство безработные. Я не хочу, чтобы это не правильно прозвучало, но в действительности многие из них — это эдакий люмпен пролетариата.

Немало было и тех, кто в свое время шел на референдум, чтобы проголосовать за сепаратистов, но уже во время АТО менял свою позицию. При чем я их даже не расспрашивал, они сами хотели поделиться своими выводами. То есть на Донбассе большой процент тех, кто запутался как в реальной войне, так и в войне информационной.

Донбасс живет пропагандистскими штампами. Слышал немало штампов, которые создала умелая лживая российская пропаганда. Например, в Славянске звучали такие мнения: «мы даже поддерживали Евромайдан, а они оказались фашистами», «это война за сланцевый газ» и, конечно, беспроигрышная страшилка о «Правом секторе».

Все думают, что к этому приобщились только пропагандистские российские СМИ, но в действительности вину с ними разделяют и украинские масс-медиа, которые тоже часто дезинформируют.

— Возникали ли опасные для жизни ситуации из-за дезинформации в украинских СМИ?

— Да, из-за дезинформации мы постоянно рисковали жизнью. Приведу несколько примеров. Утром читаем, что Дебальцево взяли под контроль украинские войска. Мы едем туда, проезжаем блокпост в селе Попасное и попадаем в город, где все еще идут боевые действия. Хорошо, что мы не оказались под обстрелом.

Другая ситуация. Я был в Мариуполе в то время, когда российские войска появились в Новоазовске. Тогда состоялся проукраинский митинг. Конечно, эта новость разлетелась по Сети. Информагентства написали, что на митинг за Украину вышло 30—40 тысяч людей. Меня это поразило, ведь там было только около тысячи людей.

Я понимаю, что в таких условиях украинским журналистам работать трудно, однако каждый из них должен поставить перед собой вопрос: «Ты участник информационной войны или журналист?». Вся проблема в том, что те неправдивые цифры разошлись и среди мариупольцев. В итоге — люди перестали доверять украинским СМИ.

— Почему вы не употребляете в своих материалах слово «террористы»?

— Сейчас актуальным вопросом является — как называть боевиков и сепаратистов? Действительно, в польских СМИ я их ни разу не называл террористами. А как называли этих людей во время конфликта в Чечне? Gazeta Wyborczha, с которой я сотрудничаю сегодня, тогда использовала слово «боевики».

С другой стороны, это тоже вопрос безопасности. Тебе надо подумать -стоит ли употреблять такой термин, как «террорист», когда ты находишься на территории, подконтрольной им, и знаешь, что они мониторят СМИ. Или лучше их просто назвать боевиками или «православной армией Донбасса»? Я, собственно, потому и убегал 3 мая из Славянска, что на «Одноклассниках» кто-то поставил мое фото с фамилией с призывом отловить меня, выбросить из города или бросить в подвал. Меня обвиняли в том, что я называл их террористами.

Это к тому, что каждый раз надо думать о собственной безопасности и иметь план отхода из города, в котором находишься. В такие моменты важно не как их назвать, а что о них писать.

— Каково информационное поле Донбасса? Насколько популярны телеканалы и газеты «ДРН» среди людей?

— У них есть слабая версия своего канала, хотя, в сущности, это ретрансляция телеканала «Россия 24». Популярно донецкое «ДНРовское» радио. Оно очень распространено среди таксистов. Кстати, если встретишь говорливого местного таксиста — репортаж уже на 50 % успешный, а еще часто именно таксист становится твоим главным проводником и даже защитником.

Я привез оттуда с собой несколько экземпляров их газет. Конечно, все они некачественные и пропагандистские. Таким образом они формируют свое медиапространство. Всем этим занимается так называемое Министерство информации.

— Многие иностранные репортеры в своих материалах о Донбассе играют на контрастах, освещают абсурдные ситуации и словно насмехаются над увиденным. Какой подход к героям выбрали вы?

— Я никогда не пытался показать жителей Донбасса смешными, даже если не согласен с их позицией. Журналисты на войне остаются субъективными, вопрос только в том насколько.

Но в действительности в какой-то мере все, что я там видел, является виртуальным, ненастоящим — ДНР, ЛНР, Новороссия. Если бы не война, то над этим можно было бы смеяться. Если посмотреть на лидеров ДНР, то это смехотворные фигуры. Есть у них такой Березин, который когда-то был писателем-фантастом. Он в одном из интервью так и сказал: «В сущности, мы живем в матрице». Такое впечатление, что с ними надо поработать психологам или психиатрам.

— Быть иностранным журналистом на войне в ДНР — это дополнительная опасность или наоборот возможность пройти туда, куда не пускают украинских представителей СМИ?

— Быть журналистом в зоне боевых действий — это уже опасность. И не важно, откуда ты.

Однажды у меня возникли серьезные проблемы на украинском блокпосту. Я не выключил свой фотоаппарат, а военные подумали, что я их снимаю, и попросили посмотреть фотографии, а там остались снимки известного террориста Бородая, которые я сделал на его пресс-конференции. Они решили, что я — сепаратист, начали кричать и достали оружие. Мы с коллегами стали в панике доказывать, что журналисты. Это была наша ошибка, потому что корреспонденты на войне должны постоянно чистить свои карты памяти и хранить информацию на каком-то онлайновом ресурсе.

— Как оцениваете качество работы на востоке Украины ваших иностранных коллег?

— Мне очень не нравится, что от нас требуют передавать информацию очень быстро, не дают возможности углубиться в проблему. Многих отправляют на Донбасс буквально на несколько дней. Что за этот срок можно увидеть и понять? Именно поэтому я находился в регионе неделями, чтобы полностью разглядеть все возможное, послушать всех.

Я бы не поехал в Африку или арабские страны, потому что я совсем их не знаю. Украина мне ближе, я знаю исторический контекст, поэтому могу быстро сориентироваться в событиях и мне не надо объяснять определенные исторические и культурные моменты. А некоторые мои немецкие коллеги приезжают в Донецк словно в Африку. Еще недавно военные корреспонденты из европейских стран освещали события в Афганистане, а теперь попали в Украину. Они просто не знают ее, поэтому и репортажи часто несовместимы с реальностью.