Как на журналиста влияют «Гроші»?

Встречаясь с журналистом-расследователем, задаешь стандартный вопрос: «Над чем сейчас работаешь?». Отвечая, Игорь Колтунов, корреспондент программы «Гроші» на канале «1+1», напрягся — говорит, привык слышать такие вопросы от следователей. Раньше Игоря знали как журналиста-расследователя программы «Агенты влияния» канала НТН и как видеоблогера «Телекритики» (первое интервью с Игорем Колтуновым вышло в «Дне» под названием «Трусом быть модно», именно как результат его радикальных высказываний и действий в блогах. — Авт.). Сейчас он работает в столице над тремя разными проектами «Плюсов»: «Українськими сенсаціями», «Секретними матеріалами» и «Грошима». «Я понял, что на НТН, образно говоря, уперся головой в потолок... Захотелось выйти из зоны комфорта, и я пришел на канал, у которого больше зрителей. Если ты был классным вчера, но не стал развиваться, то завтра ты окажешься среди отстающих», — говорит Игорь. На этот раз «День» пообщался с Игорем Колтуновым о ночи перед расстрелом Небесной Сотни, почему журналистские расследования важны, даже если система не меняется, и о чистоте украинской медиа-среды.

— Впервые мы говорили с тобой после видеоблога на «Телекритике» о стремлении украинцев в Европу. В своем недавнем блоге о комбатах, которые идут в Верховную Раду, ты не менее радикален…

— На самом деле я хотел донести очень простую, банальную вещь. Мне постоянно звонят ребята, с которыми я был под Донецком (как журналист. — Авт.), и говорят: «А помнишь, мы ехали в микроавтобусе, так вот, всех этих ребят уже нет, а я вот без ноги лежу в госпитале на Днепре». Очень много звонков начинается словами: «мы хотим тебе кое-что рассказать…» И вот я включаю телевизор и вижу, что это — никому не нужно. Всем интересно — про выборы, что Семенченко снял балаклаву... Поэтому я хотел поднять важный вопрос: мы не должны забывать тех, кто пострадал на этой войне, не должны забывать о родных погибших. Повторяется сценарий Афганской войны и чернобыльских ликвидаторов. Нам здесь классно в элитном офисе рассуждать о маленькой зарплате в шесть тысяч гривен, а ребята умирали за тысячу. А некоторые еще до сих пор не получили статус участника АТО.

— Есть такое расхожее мнение, что журналист не должен сближаться с героями своих материалов. Меняется ли этот принцип в новой для нас ситуации — во время войны?

— Не нужно, но сейчас это неизбежно. Ты не можешь помешать молоко, не окунув туда ложку. У меня есть внутренний кодекс — я стараюсь посильно помочь. Но со временем у любого журналиста вырастает настоящая броня, толстая кожа, ты становишься циником. Теперь я спокойно отношусь к трупам, раненым, страданиям. Как в интернет-меме: «Интервьюированный расплакался во время синхрона — журналист обрадовался». Отчасти это правда. Но также ты понимаешь, что если тебе удалось выявить эту эмоцию в человеке — ты ему помогаешь и честно показываешь это зрителю. Иначе, может быть, зритель и не понял бы, какое перед его глазами разворачивается горе. Журналистов-расследователей часто называют разгребателями грязи. Ты неизбежно оказываешься по локоть в грязи.

— Как не испачкаться самому и не впасть в отчаяние от того, что твои сюжеты не вызывают смену системы?

— Мы не вершители судеб. Но мы держим политиков в тонусе, и это наша работа. Если бы сейчас исчезли все расследовательские программы, начался бы тотальный беспредел. Зная, что их никто не увидит и не осудит, они бы превратились в извергов похуже французских королей эпохи Ренессанса или времен войны с гугенотами. Возможность потери имиджа удерживает политиков и олигархов в определенных рамках. Они боятся совершать ошибки, иначе их покажут на канале конкурента.

— О канале конкурента — подробнее…

— Все мы понимаем внутренний механизм нашего телевизионного рынка. Кто-то снимает об одних, кто-то — о других. В этом есть определенный баланс мнений. Вот такая у нас сарматская демократия. В любом случае, это не телевидение России, когда один маленький «Дождь» с картонным мечом пытается выступать против титанической машины Киселева и Эрнста. Хочешь знать разные точки зрения — смотри разные каналы. Пока так.

— Есть ли на «Плюсах» какие-то ограничения в работе журналиста-расследователя?

— Никакие ограничения лично меня не касались. Есть самоорганизация. Может, теоретически, мы подразумеваем и некоторую самоцензуру. Есть, например, тема так называемой ДНР. Недавно журналистка «1+1» поехала в Горловку и сняла материал о Безлере как об обычном человеке — как он танцует на свадьбах, играет на гитаре… Но мы понимаем, что не можем пустить в эфир этот материал, ведь Безлер не показал журналистке, как он расстреливает людей, не показал священника, который находился у него в плену в тот же день... И если бы мы показали этот материал, то это было бы преступление против наших ребят, которые погибли в той самой «ДНР». Да и в наших рядах не все так гладко. И задача журналиста — найти этот баланс, не скатиться в популизм.

— Какой сюжет оказался для тебя самым важным?

— Я случайно снимал в ночь дежурства ТСН. Мне пришлось идти по зимнему холоду, в бронежилете и каске к Октябрьскому дворцу. Провел прямое включение в три часа ночи. Ко мне подходили «беркута» и говорили, что сейчас изобьют дубинками. Хотел на следующий день вести эфир днем, жутко хотелось спать. Второе включение провел в семь утра для «Сніданку з 1+1» с Маричкой Падалко и ушел домой спать. А через полтора часа мне позвонили и сказали — 70 трупов… Это совпало с днем расстрела Небесной Сотни. Я только что был там и осознал масштаб того, что случилось. Тот день стал судьбоносным для всей страны. Если бы я остался хотя бы на пару часов или снимал днем — полез бы на амбразуру. Это стало для меня самым знаковым моментом в моей работе. Те пять минут ночного прямого включения оказались для меня одним из самых важных событий в жизни. Я делал много разных сюжетов по объему и аналитике, но самыми важными оказались те несколько минут...

«ВЕРХОВНАЯ РАДА ДЕЛАЕТ ИЗ ЖУРНАЛИСТОВ «ПУСТЫШКУ»

— Одна из последних твоих работ для программы «Гроші» — сюжет о ночи в штабах различных политических партий после парламентских выборов. Ты видел там журналистов, которые были в списках партий? Как они себя вели?

— Эти люди, условно говоря, сидели еще вчера с тобой в одном окопе, а сегодня летят на вертолете. Видно, как сразу же меняются манеры человека, появляются другие движения, повадки. Например, я знал Сергея Высоцкого еще до того, как он стал депутатом, и видел его в ночь выборов. Общение приобретает покровительственный характер. Можно много говорить о том, что народный депутат — это просто слуга народа, но мы прекрасно понимаем, что это человек, который выбился в «дамки» и стал альфа-самцом в своем коллективе. Эти люди достигли определенного успеха, но вопрос в том, стоит ли разменивать твой журналистский капитал и авторитет, как это сделал много кто из медийщиков в эти выборы, непонятно на что. На ВР, которую могут распустить через год? Уверен ли ты, что если ты классный журналист, то станешь классным законодателем? А хуже всего то, что ты истратил все бонусы, которые заработал как журналист, а пройдет пять лет твоей каденции, и кем ты будешь тогда?

— А вот Мустафа Найем написал на своей ФБ-странице: «Мандат — не самоцель, если не найду других способов легального заработка, не вижу никаких проблем вернуться в профессию…»

— Наверное, в любом случае у него могут начаться с этим проблемы. Мустафа вскрыл очень много вопросов. Он знал, что депутатская зарплата намного ниже, чем получает любой журналист его уровня. По факту он поднял важный вопрос. Однако, с другой стороны, как объяснить пенсионерке или врачу, почему уровень жизни депутата несравнимо выше их уровня? Если ты народный депутат, то сначала работай на то, чтобы поднять прожиточный уровень других людей, а потом уже и о себе подумай.

— Ты бы пошел в депутаты?

— Нет. Я не представляю сейчас там свою роль. Роль кнопкодава? Для меня депутат — это такое декоративное существо, которое либо нажимает на кнопки, либо притворяется человеком. Очень многие люди, которых я знал и уважал, по прошествии многих лет превратились в пустышку. Раньше они были политическими или общественными деятелями, журналистами, а ВР сделала из них пустые бессодержательные шарики. Но притом, если мы хотим новый парламент — давайте не будем обижаться, если адекватные люди пытаются прийти в этот парламент. В любом случае, они очень дорого поплатятся, если сойдут с лыжни и станут, условно говоря, чечетовыми.

— Но вот мы видим бывших журналисток Дарку Чепак и Анну Герман, которые, кажется, не очень дорого расплачиваются…

— Уйти в парламент — не означает уйти к Януковичу. Клеймо Януковича — это страшно. Мы видим, как сейчас из-за этого украинское общество не воспринимает книгу Герман, даже если она хорошо написана...

— Когда стало известно, что журналисты идут в этот парламент, Мустафа Найем написал, что «он не изменился». Тогда же многие вспомнили блог Дарки Чепак, где тоже была использована эта фраза. Трое журналистов из движения «Чесно» пошли в партию президента, как в свое время к президенту ушли две вышеупомянутые медийщицы… Есть ли риск, что «честных» постигнет та же участь?

— Такая вероятность есть, но мне кажется, они не должны повторять этот печальный опыт предшественников. В любом случае, они привыкли быть лидерами мнений в ФБ, а сейчас мы видим, что их основная аудитория, которая им верила, начала идти против них. Очень хочу, чтобы они все-таки вышли когда-нибудь на трибуну ВР и сказали: «Вот закон, который мы приняли, и от него действительно стало лучше». Но давать им спуску пока нельзя.

— Чем сейчас журналисты-расследователи могут помочь украинскому обществу и медиа-среде?

— Журналист-расследователь может помочь обществу расставить акценты. Мы должны создать тренд, в котором чиновнику важно не красть и не лгать. Если мы находим и доказываем с документами и фактами, что этот человек — вор, это должно стать материально-доказательной базой для судебного дела. Наша задача — вскрывать гнойники и показывать на них пальцем не только обществу, но и своим коллегам.