Что значит «Хельсинки-2»?

На прошлой неделе в здании Сената США в Вашингтоне состоялась конференция «Новый подход или статус-кво? Отношения США, ЕС и России на фоне путинских репрессий». В мероприятии, организованном Институтом современной России, правозащитной организацией Freedom House и фондом Foreign Policy Initiative, приняли участие политики, эксперты и правозащитники из России, США и Евросоюза. «День» попросил ведущего научного сотрудника Московского центра Карнеги Лилию ШЕВЦОВУ, которая выступала на этой конференции, прокомментировать значение этого форума.

— Это была вторая встреча после формирования инициативы Хельсинки-2, созданной по инициативе европейских либералов группы ALDE, Ги Фенхофстадта, а также российских оппозиционеров, в первую очередь из партии ПАРНАС Михаила Касьянова, Бориса Немцова и Владимира Рыжкова и представителей хельсинских групп: с нашей стороны — Людмилой Алексеевой. Эта инициатива имеет своей целью обновление диалога, прежде всего, в западном обществе, а также возрождение Хельсинского движения на нашей части суши — пост-европейском пространстве.

Целью этого проекта является возвращение нормативного измерения во внешнюю политику и возвращение ценностного подхода в политику. Запад не может смотреть отчужденно на то, что происходит в авторитарных государствах — в России, или в полуавторитарных государствах, или в странах с гибридными режимами типа Украины.

Очень важно, что американцы отнеслись с большим вниманием к этому. Ведь конференция в рамках Сената — это достаточно редкое явление. Само принятие Конгрессом «Акта Магнитского» уже свидетельствует о том, что, по крайней мере, в рамках Конгресса есть большой интерес к этому возвращению к нормативному измерению. Но речь идет уже о новой модели «продвижения» демократии. Если раньше Запад пытался, используя фонды и правительственные резервы, учить наши страны, наши общества, как строить партии, как строить парламенты, то теперь признается, что эта формула отжила. Уже нельзя и нет возможности для Запада непосредственно вмешиваться во внутреннюю жизнь переходных обществ. По крайней мере, Запад не может уже финансировать демократические либо правозащитные движения в России. Потому что приняты соответствующие законы. Более того, Западу нечего играть роль такого учителя, который показывает нам, как строить парламенты либо партии. В этом нет нужды. Мы знаем, как это делать.

Речь идет о том, чтобы западное общество попыталось само вернуться к нормативному измерению, а также пыталось влиять на авторитарную элиту в своих странах, на ту элиту, которая лично интегрирована в это западное общество. И «Закон Магнитского» позволяет это сделать.

— Была ли продуктивной эта встреча, много ли сенаторов присутствовало на ней?

— Для меня сам факт наполнения самого большого зала в Сенате, участие во встрече 250 человек было, честно говоря, неожиданным. Из представителей Конгресса точно было три человека. Но, исходя из функционирования американского сената, там самый главный элемент — персонал. Это члены Хельсинской комиссии, советники сенаторов и конгрессменов, сотрудники аппарата. Эта та многочисленная рать, которая является мозгом членов Конгресса. И вот таких людей, особенно молодых, в возрасте от 22 до 33 лет, было много. И это было самое главное.

И я из своего общения прихожу к выводу, что разговор с персоналом, сотрудниками и советниками Конгресса является самым продуктивным способом общения.

Мы не можем из этого сделать вывод, что Госдепартамент прислушается к этой инициативе и не будет тормозить выполнение «Закона Магнитского». Конечно, нет. Так же как и исполнительная власть в Берлине, Лондоне и Париже будет пытаться действовать, как прежде, в прагматичной формуле: не будем вмешиваться, будем искать Realpolitik, будем сотрудничать с Россией и другими государствами, где это возможно. Но сам факт появления Хельсинки-2 означает, по сути дела, в последний год-полтора вместе с «Актом Магнитского» прорыв в рамках общественного мнения западного общества. И сам факт принятия ноябрьской резолюции Бундестага с резкой критикой путинского режима, а также одобрение «Акта Магнитского», что было еще немыслимо в начале прошлого года, свидетельствует о том, что общественное мнение стало не просто критически относиться к глобальному авторитаризму и к его представителям, но и к деформациям либеральной демократии в своих странах. А также к тому, что их страны, западное общество могут порой выполнять функцию «стиральных машин» для коррупционных капиталов из других стран. Не только из стран арабского Востока, но и России, Казахстана, Украины. За исключением Беларуси, где действуют санкции, которые в принципе препятствуют проникновению белорусских коррупционных денег в западное общество. Западное общество хочет вернуть в свою политику старые принципы либо в обновленном виде принципы нормативных измерений и прекратить экспорт коррупции из авторитарных и полуавторитарных стран в западное общество.

— Возымеет ли это влияние на Кремль?

— Мы не можем быть идеалистами и надеяться на то, что всего лишь реакция западного общественного мнения вдруг вынудит путинский режим либо режим Назарбаева, Алиева или другие авторитарные режимы отказаться от власти. Это было бы фантастикой и неверными представлениями о власти. Более того, сейчас пробуждение западного общественного мнения, которое естественно влияет на исполнительную власть, пусть и частично, заставляет авторитарные режимы, напротив, обращаться к более жесткой реакции. Сюда относится, к примеру, принятие «закона Ирода», по которому запрещено усыновление российских сирот американцами. Безусловно, это реакция на «Закон Магнитского». И ужесточение в России кампании против врагов, превращение России в своего рода осажденную крепость и возвращение к механизмам консолидации на основе поиска врагов — это отчасти и реакция на более активный и более внимательный интерес западного общества к тому, что происходит в России. Но, тем не менее, несмотря на такую ужесточенную реакцию со стороны российского режима, Путин и его команда вынуждены думать о том, как выживать в новых условиях. Потому что существуют все признаки того, что процесс личной интеграции коррумпированной российской бюрократии будет осложнен, и результатом является уже принятие Путиным решения о так называемой национализации российской элиты.

— И что это означает?

— Это, по сути, требование возвращения капиталов российских бюрократов и российских чиновников обратно в Россию. Либо же это усиление контроля Кремля за российскими капиталами за рубежом. Таким образом, власть принимает определенные меры, усиливающие ее контроль за поведением российской элиты, которая, естественно, при условиях, когда может жить на два дома, теряет лояльность власти. Сейчас российский режим и Путин, прежде всего, пытается восстановить утерянную лояльность, которая неизбежно теряется, если российская элита интегрируется в западное общество. Следующим шагом будет уже частичное закрытие страны и, в частности, ограничение визового режима.

— И к чему все это приведет?

— Пока сложно сказать, где может остановиться российский режим. Но тенденция ясна. Власть обеспокоена, власть не знает, что делать, и попытки власти ограничить своеволие и соблазны для российских чиновников, связанные с Западом, будут иметь определенные политические последствия. Не думаю, что российская бюрократия будет довольна, если ее изолируют от особняков в Ницце, не дадут отдыхать в Майами, не дадут возможности использовать свои яхты в Британии. Как российская элита, привыкшая к западному образу жизни, будет реагировать на этот квази-северокорейский вариант развития, пока трудно сказать.

«ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ БЕЗ УКРАИНЫ НЕВОЗМОЖЕН. ПОЭТОМУ КРЕМЛЬ БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬ СВОИ ПОПЫТКИ»

— Позавчера «Фейсбук» буквально разразился комментариями возмущенных украинских журналистов относительно развязного сюжета о Президенте Януковиче, показанного на российском телеканале «Россия». Известный тележурналист Дмитрий Киселев в конце репортажа так прокомментировал отъезд Президента Украины Виктора Януковича после переговоров с Владимиром Путиным в резиденции Завидово: «Янукович, как ошпаренный, даже не оставшись на запланированный ночлег, под утро улетел домой. Дела у него дрянь — пугают везде...» Как бы вы это прокомментировали?

— Думаю, тут можно выделить два момента. Во-первых, сам способ и сама форма реакции российского официального телевидения на украинского лидера являются оскорбительными. Несомненно, что эта форма была согласована только с российским политическим центром, российским руководством. Российское телевидение говорит и делает акценты только таким способом, который вписывается в российскую политическую доктрину. И каким бы ни был Янукович, как бы критически мы к нему ни относились, подобное снисходительное, вульгарное, брезгливое отношение к Януковичу — это определенный результат отношения к Украине.

Во-вторых, попытки Москвы любым способом — не мытьем, так катанием, не уговорами, так угрозами — затянуть Украину в Евразийский союз очевидны. Они уже начались давно и будут продолжаться. И естественно, энергетическая дубина будет использована при этом. Но любопытен сам факт, что Украина уже не боится этой энергетической дубины. И Янукович понимает проблемы и последствия, вытекающие из факта, если он согласится затянуть Украину под мышку России. Он все это прекрасно понимает, что сам факт того, что он сделает Украину сателлитом России, превратит его в нижегородского губернатора. Я думаю, Янукович понимает, что это политическое самоубийство.

Другое дело, в какой степени Янукович и его политический режим сможет преодолеть страх перед Россией и найти гарантии для украинской экономической и политической независимости на Западе. Для меня этот вопрос остается открытым. И другой вопрос касается идеи Евразийского союза. В частности, того, насколько Путин, который ориентирован на создание такого союза, откажется от идеи втягивания Украины в собственные объятия, то есть в российскую галактику. Я думаю, что Евразийский союз без Украины невозможен. Поэтому, разумеется, Кремль продолжит свои попытки. Чем завершатся эти попытки — для меня тоже большой вопрос. Но существует определенная логика. Если режим идет по линии усиления репрессивности внутри, стало быть, этот режим прибегает к гораздо большей ожесточенности и более жестким силовым методам в своей внешней политике. Эту аксиому нам следует иметь в виду.