XX век глазами Константина Степанкова

Что греха таить, кино сегодня в Украине практически не производится. А если какие-то фильмы и снимаются, то высокомерно беспомощные. Откровенно непрофессиональные. Плохие, говоря обывательским языком. Это моя личная точка зрения. Тем не менее, в списке из 31 претендента на Национальную премию имени Тараса Шевченко в различных областях искусства и культуры в нынешнем году оказались и два представителя кинематографического цеха.

Один из них — известный режиссер-документалист Виктор Олендер с тетралогией «Константин Степанков. Воспоминания после жизни». Я не была на премьере картины в Доме кинематографистов, где, говорят, яблоку негде было упасть. Слышала лишь отзывы. Позитивные. От кинематографистов, что само по себе дорогого стоит. Правда, и не знай я всего этого, в данном случае однозначно могла предположить: стыдно не будет. Олендер — профессионал с богатым опытом и хорошим вкусом, к тому же — прекрасно владеющий ремеслом. Ему не повезло — премии он не получил. Но фильм я все-таки посмотрела.

А теперь новость на правах сенсации! Виктор Олендер снял очень хорошее кино. О прекрасном актере и непростом человеке — Константине Степанкове, который несколько лет назад ушел из жизни. Казалось бы, чего ожидать от мемориальной, по сути, картины? «Говорящие головы» на случайном фоне — воспоминания коллег, друзей, близких. Заезженные фрагменты из фильмов, в которых снимался герой. Пара-тройка найденных в архивах телевидения интервью живого Константина Петровича, данных им неважно в какой связи. Печальные проезды (желательно в рапиде!) по квартире, где он жил, по дачному участку, на котором любил возиться. Непременно под народные напевы... Чуть не забыла, прости Господи, о заштампованных авторских резюме, сделанных «творцом» в кадре. Все! Если кто-то захочет со мной поспорить, приведу примеры. В другой раз. Сегодня же мне хочется сказать несколько слов о самой картине, а еще больше — поговорить с ее автором.

Итак, фильм «Константин Степанков. Воспоминания после жизни». Четыре серии — каждая почти по часу. Ничего из вышеперечисленного — ни одного банального приема, которого я опасалась, в картине нет и в помине. Нет интервью, нет бездушных смакований камерой пейзажей и предметов, которых уже никогда не увидит и до чего не дотронется актер. Фильм начинается песней «Ой у полі могила — з вітром говорила — повій, вітре буйнесенький, щоб я не чорніла...», во фрагменте из параджановского «Ашик-Кериба» умирает герой Степанкова. Около него — ученик: «Вставай, учитель. Ведь ашуги умирают только на дорогах. Твоя дорога еще не кончилась»... После небольшого задающего настроение вступления (назову его лирическим, что, однако, не совсем верно) — жесткая хроника 1920-х и голос Константина Степанкова за кадром (текст читает актер Александр Игнатуша): «Кажуть, що кожний високосний рік тягне за собою не дуже приємні події... Але 1928-й був милостивий і щедрий для селян Проскурівщини...». И тотчас забываешь, что Кости Петровича давно нет с нами, погружаешься в его исповедальные воспоминания о детстве, о страхах, преследовавших всю жизнь, в горькие размышления об актерской профессии и судьбе поколения. Жадно ловишь приметы времени, в котором он жил, всматриваешься в лица кумиров прошлого века — веселых, беззаботных, не догадывающихся о своем бессмертии. Детство, война, студенчество, Театр имени Ивана Франко, такой любимый, но не ставший родным и принесший немало страданий, Киностудия имени Довженко, где прошли лучшие годы жизни, новое, безжалостное время, пренебрегшее артистом... На первый взгляд, фильм сделан незатейливо, это монтажное кино. Но кажущаяся легкость — филигранна: ни одной грубой склейки, ни одного случайного кадра. Кажется, смотришь уникальный видеодневник, который Константин Степанков тайно вел всю жизнь и позволил нам заглянуть в него лишь после своего ухода...

— Виктор, на днях были вручены Национальные премии имени Тараса Шевченко в области литературы, искусства, публицистики и журналистики. В нынешнем году вы стали одним из претендентов на получение этой престижной награды, но, увы, на сей раз фортуна отвернулась от вас. Было обидно?

— Наверное, действительно кто-то из номинантов, не получивших премию, обижается, даже оскорбляется, предполагая, что ситуация нечистая... У меня же позиция несколько иная. Может быть, некорректно так говорить о своей работе, но, на мой взгляд, фильм неплохой. Наверное, это не потолок моих профессиональных возможностей, но приближение к нему. Исходя из имеющихся материалов о Косте Степанкове, из общения, что было у меня с этим человеком, из знания абсолютно мнений о моем герое его коллег, семьи, друзей, учеников и, главное, придерживаясь той задачи, которую сам себе поставил (рассказ от первого лица), думаю, я, как спортсмен, выложился полностью. Поэтому обиды нет: любая премия, равно как и всякий фестиваль, — своего рода лотерея. Я и сам неоднократно бывал членом разнообразных жюри и, конечно же, конкурсанты мне также предъявляли претензии в субъективности. Бумеранг возвращается... (Смеется.)

— Фильм датирован 2008 годом, но, насколько я знаю, вы начали делать его еще в 2001-м, когда Кость Петрович был жив?

— Совершенно верно. Это длинная история. Рассказать?

— Обязательно!

— Где-то в 1986 году мы вместе со Степанковым были секретарями Союза кинематографистов Украины. Он — народный артист, всеобщий любимец, я — всего-навсего один из режиссеров студии «Киевнаучфильм». Костя, если и заходил в секретариат, то лишь поздороваться и, как истинный артист, приземлялся, где ему и положено, — в буфете. (Смеется.) Я же законопослушно высиживал все заседания от начала до конца. Знакомство, по сути, шапочное... Первый наш серьезный контакт произошел после того, как в один прекрасный вечер после очередного секретариата я также забрел в кафе — Степанков окликнул меня: выпили рюмку, две, три... Разговорились. Домой пошли пешком — метро уже не работало. Брели медленно, с остановками. Когда подошли к Костиному дому (это около Оперного театра), он спросил, где живу я. «На Рейтарской», — ответил, ничего не заподозрив. А Степанков вдруг говорит: «Давай-ка провожу. Поздно: меня все знают в лицо, тебя же, не дай Господи, менты повяжут...». Дошли до Рейтарской. Уже я предложил: «Ты хоть известный и народный, но и на тебя могут какие-нибудь бандиты напасть. А пока будешь объяснять, кто такой, — изобьют или ограбят. Теперь я тебя провожу...». Так — от Владимирской до Рейтарской и обратно — сделали три или четыре ходки. В очередной раз остановились около моего дома (уже было часа три ночи), Степанков вдруг огляделся и спрашивает: «Ты что, живешь здесь?». — «Ну да», — отвечаю. «Пойдем», — сказал он решительно. Мы вошли в парадное, поднимаемся по лестнице, и Костя стал допытываться у меня: мол, ты же фильм об экстрасенсах делал, а сам-то можешь в прошлое заглянуть? Я ничего не понимаю, отнекиваюсь — Степанков же гнет свою линию... На третьем этаже остановился и спрашивает, показывая на обшарпанную, выкрашенную казенной зеленой краской стенку: «Нет, ты все-таки скажи, что здесь было написано?!». Думаю, все — приехали... «А тут метровыми буквами было написано: «Ада, люблю!». И если надпись стирали, на следующий день она появлялась вновь! Дело в том, что я жил в этой квартире!». Тут я стал звонить в дверь соседке, будто пожар! В три часа ночи!.. Выяснить решил, почему раньше не рассказывала о таком уникальном факте — не знала, что ли? (Смеется.) Когда она, перепуганная, открыла дверь, увидела народного артиста Степанкова, поняла, в чем дело, — тотчас сообразила на стол, и посиделки продолжались до утра... Этот вечер и ночь, конечно же, оставили некий след. И из формальных наши отношения перешли в более теплые и человечные.

— Тогда и возникла мысль снять фильм о Степанкове?

— Не совсем так. Прошло много лет. В начале 2000-х я сделал фильм о фронтовом операторе Израиле Цалевиче Гольдштейне. Однажды в гастрономе случайно встречаю Костю. Мы долго не виделись, хотелось пообщаться. Вышли на улицу. Степанков, недолго думая, сел на какие-то ступеньки: помню, мне даже неловко было — на нас все прохожие оглядывались. Лишь потом сообразил — это же его, любимого артиста, узнавали... И Кость Петрович вдруг спрашивает: «Вот ты о Гольдштейне фильм снял. Говорят, хороший. Почему бы тебе и обо мне что-то не сделать?». А у меня действительно был разработан масштабный проект по аналогии с телепрограммой Леонида Филатова «Чтобы помнили». Только он рассказывал об уже ушедших, я же хотел успеть поговорить с нашими современниками, людьми старшего поколения, и назвал этот цикл «Пока живые». Предполагалось, что десять-двадцать режиссеров-документалистов снимут 100—140 картин об украинских актерах, режиссерах, операторах, оставивших свой след в истории страны и кинематографа. Все эти фильмы должен быть объединять один прием: «Меня зовут Израиль Цалевич Гольдштейн. Я был оператором... Меня зовут Константин Степанков. Я был актером...». Рассказал о своем замысле Косте, объяснил, что и он, разумеется, есть в этом списке. Степанков посетовал: мол, могу и не дожить. А если начнешь снимать сейчас, такое расскажу, чего никто не знает. Никто! Пожалуй, этими словами он и купил меня. Обманул, конечно же... (Улыбается.) Но спустя неделю-другую я пришел к нему домой, мы поговорили, записали разговор на диктофон. Потом еще раз, еще... Я не признавался ему, что беру интервью — просто задавал провокационные вопросы. И он стал раскрываться. Кончилось дело тем, что я понял: Костя — совсем не тот человек, которого я знаю. Иной, нежели представление о нем хороших знакомых. И даже людей, входящих в близкий круг. Потому что, увы, нередко существует некая доминанта, которая затмевает все остальные качества. Так было и со Степанковым. А он оказался умным, эрудированным, невероятно тонким человеком. У Юры Терещенко, который, кстати, также номинировался в нынешнем году на Шевченковскую премию, в хорошем фильме «Вечный крест» есть замечательный эпизод с Костей, где он лепит вареники для внуков, потому что и жена — Ада Николаевна Роговцева, и дочка Катя на гастролях. Деньги для семьи зарабатывают... На мой взгляд, это была его главная трагедия, как и у многих актеров в наше время, когда он из кормильца превратился в нахлебника. Отсутствие работы, болезни, старость... Не знаю, как для кого, а для меня это понимание стало очень важным, и уже тогда, в 2001 году, я фактически начал снимать фильм о нем. Правда, в голове. И думал, что реально смогу сделать это достаточно легко: уже много зная о Степанкове, имея в руках его исповедь. А Костя заболел. Выкарабкался. И опять заболел... Поначалу мы планировали снять полнометражный фильм, но когда он умер, стало понятно, что этого ничтожно мало: рухнул «мост», который соединял гигантские исторические и культурные пласты. Степанков родился в 1928 году, одновременно с киностудией имени Довженко, где много позднее к нему пришла слава. Видел первые фильмы, пережил голод, войну, расцвет украинского театра и гибель национального кинематографа. Был знаком с замечательными актерами, чьи имена сегодня вписаны во все киноэнциклопедии: Бучмой, Милютенко, Ужвий, Яковченко, Шумским. Чаевничал с Борисом Бабочкиным, в студийном пруду ловил рыбу с Николаем Крючковым, наблюдал на съемочной площадке за дебютантами в кино — Рыбниковым, Ларионовой, Луспекаевым, Леонидом Быковым... Чего только не было в его биографии! Так сложился четырехсерийный фильм, который мы назвали «Константин Степанков. Воспоминания после жизни». Кстати, когда я доказывал, что полнометражная картина для подобной личности — предательски малый формат, неоднократно повторял фразу: «Если бы Степанкова не было, такую фигуру нужно было бы придумать...». И это правда.

— Cлышала, что планировалась еще и пятая серия?

— Даже больше. Мы ведь остановились на самом интересном. В картине почти ничего не рассказано о его знакомстве с Адой, об их любви, семье, детях. О дружбе и совместной работе с Миколайчуком, Осыкой, Брондуковым, Борисом Ивченко. Многое еще осталось за кадром.

— А какова, кстати, судьба заявки на проект «Пока живые»? Ведь фильм о Степанкове все-таки выходит за ее рамки.

— Судьба печальна. В свое время я отнес эту заявку в несколько инстанций: Александру Роднянскому на «1+1», на студию «Киевнаучфильм» и в Министерство культуры. Никакой реакции не было (в те времена считалось модным снимать фильмы лишь на национально-патриотическую тематику), но, тем не менее, идею тут же растащили по кускам... С тем лишь различием, что не использовали ключевой режиссерский ход — речь от первого лица.

— Грустная история... Но вернусь к фильму. Хочу сделать комплимент, который, вы, очевидно, уже не раз слышали: смотря эти работы — о Гольдштейне и Степанкове, я ни на минуту не могла оторваться от экрана, настолько невероятно интересной, неизвестной мне была хроника, на которую нанизывались сюжеты фильмов. Где вы брали этот поистине раритетный документальный материал?

— Когда мы приступали к работе над картиной, перед нами встала очень сложная задача: что придумать, чтобы тот изобразительный материал, который мы собрали (а он был и черно-белый, и цветной, и вирированный, причем весьма низкого качества), не казался чертополохом на экране? Решили весь фильм делать черно-белым — и собственно хронику, и фрагменты из художественных фильмов. Этот прием позволил нам игровые куски также превратить в своего рода документ. Раскрою маленький профессиональный секрет: например, эпизод «Моє хрещення кінематографом відбулося навесні 1934 року. У той час печеська громада радісно загомоніла про те, що в нашу глухомань направлено пересувну кіноустановку. Люди чекали на видатну, грандіозну, історичну подію в житті села і в своєму житті. Очікували на перший урочистий перегляд дивного дива під назвою «кінофільм»...»: иллюстрируя сюжет похода людей на первые кинопоказы документальными съемками, мы вставляли в реальную хронику кадры из довженковской «Земли» — они вписывались туда так органично, как родные... Или приезд труппы театра имени Ивана Франко в Умань. Конечно же, в те годы никто бы не посылал киногруппу на каждые гастроли театра, а телевидения, понятное дело, не было. Снимали франковцев раз-другой от силы, но не в Умани. Мы нашли такой сюжет. Оркестр, который встречал актеров, взяли в другом месте. Некоторые планы Умани отсняли сами... Громадная работа! Я говорил коллегам: «Умрите, но зрители никогда не должны понять, что эти кадры не тех лет!..».

— Это же колоссальная работа!

— Колоссальная. Было накоплено более 180 часов изображения, многие планы которого я пересматривал три-четыре-десять-двадцать раз, чтобы в каждом конкретном эпизоде не допустить и грамма фальши.

— Кино, как всем известно, искусство синтетическое. Потому не могу не сказать несколько добрых слов о дикторской начитке. Саша Игнатуша, произнося текст от первого лица, от имени Константина Петровича Степанкова, — не пафосен, убедителен и органичен. Долго выбирали претендента на эту очень важную, на мой взгляд, роль?

— Долго и мучительно. Все актеры, кого я пробовал, талантливые ребята — один учился у Кости, у другого голос хороший... Даже к сыну Степанкова приглядывался и прислушивался, но ему было морально тяжело работать в этом качестве... Семья Кости подсказала кандидатуру Леши Горбунова, любимого ученика Константина Петровича. Он и по тембру голоса, и по внутреннему стержню — часть молодого Степанкова. У меня даже осталась запись его проб на диске. Леша очень хотел делать эту работу, но он подолгу живет в Москве, подзабыл украинский, а текста в фильме невероятно много — не сложилось. Надеюсь, если картину когда-нибудь будут показывать в России, говорить за кадром за своего учителя обязательно будет Горбунов... Сказать, что Игнатуша сразу вписался в настроение, в ритм, в тему, не могу. Тембрально — да. Все ли сделал, чего хотелось мне, — нет. В последнем, однако, не он виноват, я как режиссер не дожал... Но я очень благодарен Саше, что мы вынесли друг друга. И что он все-таки это сделал. Я и о Ступке подумывал в какой-то момент, но он бы меня точно не выдержал, послал подальше. (Смеется). Хотя Богдан Сильвестрович — великий актер, и печенкой чувствует то, о чем говорит.

— Что скажете о музыке?

— Фима Гофман — прекрасный композитор. Талантливый, очень чувственный. Мне кажется, написал неплохую музыку.

— И капля дегтя, без которой — никуда: когда и где можно увидеть фильм «Константин Степанков. Воспоминания после жизни»?

— Как ни странно, его довольно активно показывают по телевидению. На днях картина демонстрировалась на УТР. Причем, было три повтора. Фильм шел и на каналах «Культура», «Глас», ТРК «Киев». А на местном ялтинском телеканале — четыре показа! Так что те, кому интересно документальное кино, имели возможность посмотреть его. Но не обошлось и без курьезов. Недавно афиша фильма «Константин Степанков. Воспоминания после жизни» целую неделю висела в кинотеатре «Киев». Коллеги стали поздравлять меня, сегодня ведь нечасто можно увидеть неигровое кино на большом экране. На что я сказал: «Тогда уж чествуйте меня и с рекордом Гиннеса: за семь дней показа мой фильм посмотрели... пять человек!». Но если серьезно, в этом мы сами виноваты. Нужно было рассказывать о фильме в прессе, раскручивать его — тогда, возможно, и результат был бы другим.

ЕСЛИ ПЯТАЯ СЕРИЯ ФИЛЬМА БУДЕТ ЗАКОНЧЕНА, ВОЗМОЖНО, ВЫ УСЛЫШИТЕ:

«Найкраща моя!

Я в Умані. Як боротися з тугою — не знаю. Знаю одне — прожити два тижні в глушині, де, окрім Зорьки нашої, Гірьки й Моськи, предмету, що нагадував би мені про тебе, немає — буде важко.

Дівчинко моя! Бог мій! Пам’ятай кожну секунду, як мученицьки кохаю тебе!..

Чекаю тебе. Цілую багато мою радість — Птаху!»

СПРАВКА «Дня»

Виктор Петрович Олендер. Режиссер-документалист. Заслуженный деятель искусств Украины (1988). Лауреат премий имени Я. Галана и Ф. Соболева, отечественных и международных кинофестивалей. Член-корреспондент Академии искусств Украины. Секретарь Союза кинематографистов Украины.

Родился в Оренбурге в семье служащего. Окончил Новозыбковский педагогический институт.

Работал подсобным рабочим, токарем, слесарем на заводе «Геофизприбор», осветителем на Киевской киностудии имени А. Довженко, ассистентом режиссера на «Укрторгрекламафильме».

Служил в армии.

С 1972 года — режиссер студии «Киевнаучфильм».

ФИЛЬМОГРАФИЯ:

«Юношам, обдумывающим житье» (1973)

«А мама меня не любит» (1974)

«И не упасть за финишем» (1974)

«Эти емкие доли секунды» (1975)

«Контакты» (1976)

«Там, где кончается асфальт» (1976)

«След» (1978)

«Ручной мяч. Олимпиада-80» (1980)

«Дело о клевете» (1982)

«На прицеле ваш мозг» (1985)

«В поисках пришельцев» (1987)

«Девять лет с экстрасенсами«(1989)

«Изгнание бесов» (1990)

«Войны белой и черной магии» (1991)

«Ламбада для хиллеров» (1991)

«Экстрасенсы глазами очевидцев» (1994)

«Феликс Соболев. Прерванная миссия» (1997)

«Пассажиры из прошлого столетия» (2001)

«На незнакомом вокзале» (2001)