Мой Ступка

Если бы не болезнь, сколько лет земной жизни отвел бы ему Господь? Я думаю над этим. Еще лет десять, по меньшей мере…

В гробу лежал совсем другой Богдан Сильвестрович – трудно было угадать в нем силу и величие во всем мире известного украинца. Мы привыкли: Ступка держит удар, крепко сжимает в кулаке саму судьбу.

Смерть от тяжелой болезни нельзя считать обычной. Ее победа над телом, где каждая здоровая клетка борется за жизнь, тяжела и всего лишь поверхностна – она не порочит душу. Духовный дар с душой остается.

Когда-то мы должны были его отпустить, но этим летом я спрашивала у самой себя: почему так рано Господь его забрал? Почему его – самого лучшего? Несправедливо рано. Физически угасал, а восприятие мира оставалось жаждущим. До конца хотел, чтобы его окружали родные. До последнего был в хорошем настроении, шутил, вдохновлял их словами: «Все будет хорошо!». Как это на него похоже. И разговорами о детях и семье он прощался. То желание «дожить до дня смерти мамы», то есть до 23 июля, доказывает, как крепко все мы навеки соединены с родными. А особенно – сыновья. У настоящего сына ощущение матери обострено до крайнего предела. Почти так сложилось, как ему думалось – ушел Богдан Сильвестрович 22 июля 2012-го. Но дата рождения у него с мамой одна – 27 августа.

Миновало... когда мы наслаждались его игрой на сцене. Теперь это история в видео-кино-фотокадрах Первого Национального. И, разумеется, не только государственного телевидения.

Я знакома с его творчеством давно. С юных лет помню Ступку весьма энергичным и талантливым. Спектакль «Украденное счастье» с его участием я видела раз 20, и мое первое «браво!» прозвучало более 30 лет назад. Я до сих пор потрясена его старческими слезами, неповторимой интонацией в диалогах. Богдан Ступка был очень органичным Богданом Хмельницким, умело сыграл Тараса Бульбу, ни с кем не спутаешь его Тевье, а по его роли Короля Лира, как по учебнику, можно было изучать: как играть, с какими эмоциями… За четыре часа, без перерыва, такая отдача, что я тогда взволнованно, прости Господи, подумала: он когда-то на сцене если не умрет, то получит инфаркт. Своими ролями он не только согревал душу, а помогал возмужать и учил, как любить театр. Кроме Гната Юры, только Богдан Ступка в роли Мыколы Задорожного («Украденное счастье») ТАК владел зрителем! На спектаклях Ступки я сидела исключительно в первом ряду – ничто не должно было разделять меня с его игрой, потому, наверное, и ощущения так глубоко врезались в память.

Казалось, что ему все легко удавалось: играть на сцене, руководить театром, дружить с международным зубрами кино, а еще – быть перфектным отцом, дедушкой, мастером-наставником, «мудрым мольфаром»… Все потому, что обладал гениальным чутьем людей. Многим был крепкой опорой.

Я заприметила его дискомфорт в появлении на публичных официозах, хоть он и всегда метко шутил, чтобы не показывать, что на душе. Защитная реакция человека со вкусом к жизни. Только глаза изредка выдавали ту скрытую печаль. Распознавать добро и зло всегда нелегко. По-видимому, все те тяготы он забрал в могилу. Но никакие разговоры о «раздвоении души» не касались его, так как жил вечными ценностями… А творческая зависть, трата сил на случайных людей – разве это неожиданность для Мастера?

Сейчас его цитирует мир:

«Вы думаете, играть – это радость? – Это мука»;

«Сам я ничего не ставлю, не хочу пополнять когорту бездарных режиссеров»;

«Делай дело честно, с душой – и твое к тебе придет»;

«Я человек без слабостей. Курить бросил, объедаться никогда не любил… сала не ем, водку не употребляю. Скучно даже»;

«Главное, сынок, дотянуть до 70-ти, а потом живи, сколько хочешь».

В свои 70 он читал Шевченко на Первом Национальном, принимал участие в записях телеспектаклей, годовщин Кобзаря, снимался, озвучивал, организовывал фестивали… он и потом был нам близок. Теперь мы понимаем, что в роликах с видами живописного Днепра пан Богдан прощался со зрителем. Осмысливал, может, уже чувствовал… Он любил Украину.

Провели Богдана Сильвестровича в последний путь, как и полагается христианину. Отправили парастас в греко-католическом храме на Аскольдовой могиле в Киеве. В руки покойного вложили символы тех самых вечных ценностей – крестик и образок. В ногах – хлеб и распятие. Люди прощались живыми цветами, зажигали свечи. Наверное, почти каждый в тот день молился Богу за пана Богдана, кто-то слишком поздно просил у актера прощения. Сердца стонали, но трагизма не было, был солнечный день и тихий вечер. Заснуло тело, а душа продолжает жить.

Когда мы запели «Вечная память», жена Богдана Сильвестровича – Лариса – заплакала, плакали все. Но это были слезы облегчения, что он отошел в лучшие миры, туда, где нет лицемерия, где царит правда.

Его душа смотрела на нас нетленными глазами и, как птица, путешествовала по любимым местам. Она, как и мы все, тоже слышала гром аплодисментов в родном театре И. Франко, на улицах Городецкого и Крещатике. Она видела и зажженные свечи в домах театралов, и тот снопик ржи, который кто-то чистосердечно положил ему в гроб, и благодарных поклонников с цветами, которые устилали последний путь актера и подножие памятников его незабываемых учителей – Гната Юры, Николая Яковченко… Кто-то принес калину, кто-то подсолнухи, розы, бархатцы, васильки, гладиолусы. Аллеи венков, корзин… и двух одиноких георгинов. Тишина в километровых очередях рассказала больше всего о благородном почтении к актеру. Ушел из жизни, но не из нашей любви. Он победил, потому что взгляд поневоле летел к афишам театра, его театра!

Гениальный украинец Богдан Ступка ушел за горизонт, а наше ощущение ауры Метра только разгорается. Я сочувствую нам – его поклонникам. Со смертью любимого актера исчез отдельный мир. И мне очень интересно, какую роль отведет ему Всевышний за небосклоном? Пусть Господь примет его земные старания. Он сделал для нас все, что мог. За нами – бесконечная светлая память, преодолевающая забвение.