Вождь против себя самого

На сайте Компартии Украины размещен фоторепортаж о том, что молодежь мира, дескать, решительно осуждает фашизм в Украине, который вылился в свержение киевского памятника Ленину. В действительности речь идет, конечно же, не о «молодежи мира», а о нескольких десятках юношей и девушек леворадикальных взглядов, которые стремятся садить «врагов народа» в концлагеря и загонять железной рукой человечество в счастливую жизнь, но все же, как видим, о создателе РКП(б) знают и помнят не только в Москве и Киеве. Итак, хотя рожденный в Симбирске наследственный русский дворянин, по образованию юрист, по специальности, как он сам отмечал в анкетах, «литератор» Владимир Ульянов и умер после тяжелой болезни 90 лет назад, но политик Ленин (он же В. Ильин, В. Фрей, Ив. Петров, К. Тулин, Карпов, Старик) до сих пор жив.

Причины этого долговременного политического существования В. Ульянова-Ленина (на исходе жизни он соединил фамилию и псевдоним и стал подписываться именно так) — это отдельная и очень интересная тема, но в этой статье я хочу сосредоточить читательское внимание на другом. Не на биографии этого российского политика и не на всем корпусе его идей, нередко взаимопротиворечащих, а то и взаимоисключающих. Моя цель гораздо скромнее: обратить внимание читателя прежде всего на те тексты, написанные и надиктованные Лениным, за хранение и чтение которых в сталинские времена без лишних разговоров ставили к стенке. Потому что в этих текстах Ленин выступил не только против Сталина и его политической линии, но и против себя самого, каким он был в предыдущие годы. То есть де-факто — против «выкованного из одного куска стали марксистско-ленинского учения».

Да и после Сталина, при сравнительно либеральном «развитом социализме» имени Брежнева, слишком последовательная и проницательная апелляция к этим текстам нередко имела следствием арест и заключение, как это произошло с автором построенной на ленинских высказываниях и партийных документах начала 1920-х книги «Интернационализм или русификация?» Иваном Дзюбой (приговор: пять  лет за решеткой и пять лет ссылки)...

Иначе говоря, Ленин в 1922 — 1923 годах выступил против Ленина, против главных политико-экономических приобретений и идей большевизма.

НЕ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ, А КООПЕРАЦИЯ, НЕ КОММУНИЗМ, А РЫНОЧНЫЙ СОЦИАЛИЗМ

Революция стала для того, кого позже назвали ее «творцом» и «вождем», большой неожиданностью. Еще в начале 1917 года политический эмигрант Ульянов-Ленин относил (и это документально зафиксировано) будущую социалистическую революцию в Российской империи на 1930-40 годы. Но вдруг, абсолютно неожиданно для лидера большевиков, лейб-гвардии Волынский полк отказался стрелять по петроградским женщинам и детям, которые протестовали против нехватки хлеба, и с большим удовольствием пошел выкуривать полицию, жандармов и царских администраторов. К этому полку на следующий день присоединилось едва ли не все войско, рабочие и студенты. Царский режим пал. Ленин договаривается с властью кайзеровской Германии — противником России в Первой мировой войне, — получает финансирование от немецкого Генштаба на нужды партии большевиков с условием вывести свое государство из войны, возвращается на родину, собирает единомышленников и провозглашает программу немедленной социалистической революции, которую ученик Маркса и Энгельса Георгий Плеханов называет «бредом безумного». Поддержка большевиков незначительная — эта партия никогда не имела за собой большинства ни среди рабочих, ни среди крестьян, ни среди интеллигенции.

Однако проходит полгода — и безумие волной катится по просторам Российской республики. «Красное колесо», как образно назвал это явление Солженицын, переехало практически каждую семью в прежней империи Романовых. Напрасными были попытки большинства народов «окраин» империи отгородиться от него, это сумели сделать только финны, поляки, латыши, литовцы и эстонцы. И вот лето 1920 года: Красная армия двинулась в поход на Запад, намереваясь «напоить красных коней из Рейна и Марны». Падение Варшавы, Берлина и Парижа считается неминуемым; Ленин уже обсуждает с соратниками план вторжения в Италию через Венгрию и Австрию. Но... Юзеф Пилсудский наносит под Варшавой сокрушительный удар по тылам войск «красного Бонапарта» Тухачевского; на помощь бросается конная армия Буденного, но ломает зубы об укрепленное Замостье, где крепко засела 6-я украинская дивизия Марка Безручко... И все. И поход в Европу заканчивается ничем, «революция извне» не реализована.

А между тем воплощенная в России коммунистическая утопия распадается на глазах. Есть нечего, заводы стоят, вспыхивают крестьянские восстания, Красная армия ненадежная, оккупированные большевиками Украина, Кавказ, Сибирь, Средняя Азия вот-вот дружно встанут против «красных» россиян. Да и в самой России бурлит крестьянское восстание на Тамбовщине. Однако Ленин находит спасительные для власти большевиков средства: сначала «новую экономическую политику» (НЭП, своеобразную смесь государственного и частного капитализма под партийным контролем), потом «коренизацию» (удовлетворение национально-культурных и частично политических прав нерусских народов). И все это — ради будущей победы всемирной коммунистической утопии, ради того, чтобы, как тогда говорили, «железной рукой загнать человечество к счастью».

Итак РКП(б) под руководством Ленина безумными темпами строит структуры тоталитарного государства, где, однако, временно разрешены (НЭП!) относительные экономические и культурные вольности. Но летом 1922 года тяжелая болезнь исключает Ленина из политических процессов. В эти месяцы, по-видимому, впервые с 1917 года он получает возможность дистанцироваться от текущих событий, посмотреть на них со  стороны, оценить соответствие построенного собственным идеям. Похоже, то, что он увидел, его ужаснуло — вместо воплощенной мечты о счастье трудящихся (обратите внимание на психологические извороты: все выдающиеся тоталитарные деятели действительно мечтали о таком счастье, пускай бы даже ради него пришлось положить десятки миллионов жизней) государство большевиков демонстрировало худшие черты старой черносотенной России, которую дворянин Ульянов чистосердечно ненавидел с юношеских лет. А следовательно проект всемирной революции под руководством Коминтерна, на который пролетариев всех стран вдохновит пример «страны Советов», становится — и Ленин это понимает как никто из руководителей РКП(б) — неисполнимым.

Ленин последних лет жизни — это вовсе не тот Ленин-вождь с протянутой вперед десницей, свыше тысячи памятников которому с соответствующими революционными цитатами возвышаются по всей Украине. Ленин того времени — это человек, который сомневается в том, что еще вчера для него было очевидным, переосмысливает свою деятельность и должен быть изображен либо на парковой скамье, либо даже в инвалидном кресле. Ленин-вождь завел сотни миллионов людей во всем мире в историческую бездну — и до сих пор, как наглядно подтверждает сайт КПУ, продолжает их туда вести; Ленин инакомыслящий попробовал спасти ситуацию, но не смог, и не в последнюю очередь потому, что не расстался с коммунистической утопией, хотя и выступил против удельного российского черносотенства, против перерождения партии и против Сталина лично. Поэтому уроки «позднего» Ленина будут оставаться актуальными до тех пор, пока навсегда не исчезнет угроза российского империализма и шовинизма, пока не будет доведена до завершения модернизация в Украине и повсеместно на территории бывшей Российской империи

Поэтому сугубо прагматичные потребности заставили больного и дистанцированного от практической политики Ленина напряженно искать пути выхода из той ситуации, куда он сам же и завел большевистскую партию и советскую Россию с ее сателлитами.

А вместе с тем (это опять-таки психология) на грани жизни и смерти человек нередко пересматривает свою жизнь, видит свои недостатки, ему открывается что-то новое.

Итак, внимание: цитаты из текстов, за чтение и хранение которых вас бы расстреляли.

«Первое время для секретарш Ленина я был «человек Сталина». Не скоро, через несколько месяцев, все время сталкиваясь с ними по работе, я произвел на них другое впечатление: что я — «человек Политбюро», а сталинский помощник формально. Тогда я постепенно смог говорить с ними о Ленине. И наконец смог поставить вопрос, что Ленин на самом деле думал о НЭПе, считал ли он, что мы перед крахом коммунистической теории или нет. Секретарши сказали мне, что они ставили Ленину вопрос именно так. Ленин отвечал, им: «Конечно, мы провалились. Мы думали осуществить новое коммунистическое общество по щучьему велению. Между тем, это вопрос десятилетий и поколений. Чтобы партия не потеряла душу, веру и волю к борьбе, мы должны изображать перед ней возврат к меновой экономике, к капитализму как некоторое временное отступление. Но для себя мы должны ясно видеть, что попытка не удалась, что так вдруг переменить психологию людей, навыки их вековой жизни нельзя. Можно попробовать загнать население в новый строй силой, но вопрос еще, сохранили ли бы мы власть в этой всероссийской мясорубке».

Теперь это не слова Ленина, написанные или продиктованные им лично, а их перевод в воспоминаниях уроженца Украины Бориса Бажанова (не Бажана ли по настоящей фамилии?), который в 1920 годы работал на ответственных должностях в аппарате ЦК партии большевиков, а затем бежал за границу СССР. За найденные воспоминания Бажанова тоже расстреливали, что подтверждает их ценность и правдивость. А вот слова самого Ленина, разумеется, не такие резкие по форме, ведь предназначены для широкой общественности, но тождественны вышеприведенным по содержанию.

Признав беспрекословной истиной, что Россия не достигла такого уровня развития цивилизации, на котором возможен социализм, Ленин спрашивает (и читателей, и, похоже, самого себя): «...Что, если полная безысходность положения, удесятеряя тем силы рабочих и крестьян, открывала нам возможности иного перехода к созданию основных предпосылок цивилизации, чем во всех западноевропейских государствах?.. Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот «определенный уровень культуры», ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы».

В другом тексте — о том, каким же образом заложить предпосылки такой цивилизованности, как превратить существующий строй в настоящий социализм: «Теперь мы должны сознать и претворить в дело, что в настоящее время тот общественный строй, который мы должны поддерживать сверх обычного, есть строй кооперативный... Нам нужно сделать еще очень немного с точки зрения «цивилизованного» (прежде всего грамотного) европейца для того, чтобы заставить всех поголовно участвовать и участвовать не пассивно, а активно в кооперативных операциях. Собственно говоря, нам осталось «только» одно: сделать наше население настолько «цивилизованным», чтобы оно поняло все выгоды от поголовного участия в кооперации и наладило это участие. «Только» это».

     Основополагающий вывод, который делает Ленин, — социализм является «строем цивилизованных кооператоров». Вывод этот логично вытекает из прочитанного Лениным во время болезни третьего тома «Капитала» Маркса, который тогда еще не был переведен на русский язык, где речь шла, между прочим, об акционерных обществах массовых пайщиков и кооперативах как о зародышах нового экономического строя и инструментах его построения. Иначе говоря, Россия предстала перед Лениным страной, где прежде всего надо создавать «основные предпосылки цивилизации», а не светочем и маяком для человечества. Ленин остается сторонником коммунистической утопии, построения на Земли коммунизма как «царства свободы» (Маркс), но начинает понимать, что с помощью рейдов конных армий этого царства не достигнешь, даже больше — здесь бы сначала элементарные вещи внедрить, догоняя Европу.

ЗАПОЗДАЛОЕ ПРОЗРЕНИЕ: ЛЕНИН — О «ШОВИНИСТИЧЕСКОЙ ВЕЛИКОРУССКОЙ ШВАЛИ»

Национальный вопрос стал еще одним фокусом внимания Ленина в его последний неполный год работы. Это произошло не случайно. Как известно, большевикам удалось в конце концов переиграть Белую армию прежде всего благодаря использованию национального фактора. Почти все лидеры Белого движения (за исключением разве что барона Врангеля) выступали за «единую и неделимую» Россию. Следствие этого понятно: в то время как в 1919 году войска генерала Деникина шли на Москву, треть его войск воевала совсем на другом фронте — пыталась укротить мятежную Чечню. Не достиг взаимопонимания Деникин и с украинцами: ни с УНР, ни с Украинской революционной повстанческой армией Махно. А к тому же еще и проукраинские лидеры кубанских казаков были коварно убиты белогвардейцами... Поэтому Деникин, выставив значительные силы против чеченцев и украинцев, одновременно объективно сделал все возможное, чтобы подорвать свой тыл и чтобы остальные его войска были разбиты Красной армией, прежде всего латышскими стрелками и украинскими «красными казаками».

Однако красивые обещания большевиков выполнялись только частично. Все попытки «социал-националистов» наладить жизнь в своих республиках (либо автономных в составе Российской федерации, либо номинально независимых от нее) на принципах самоуправления подвергались хамству и грубости со стороны большевиков-россиян. Поэтому Ленин записывает по этому поводу резкие и недвусмысленные суждения, весьма актуальные и доныне: «Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетённой, национализм большой нации и национализм нации маленькой. По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия, и даже больше того — незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений, — стоит только припомнить мои волжские воспоминания о том, как у нас третируют инородцев, как поляка не называют иначе, как «полячишкой», как татарина не высмеивают иначе, как «князь», украинца иначе, как «хохол», грузина и других кавказских инородцев, — как «капказский человек».

Рассуждая о перспективах создаваемого тогда СССР, Ленин ведет речь относительно необходимости значительных уступок со стороны «угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда)», о необходимости остановки «нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ». И не только о бюрократе идет речь: Ленин ставит цель «действительно защитить инородцев от истинно русского держиморды». Здесь  у него идет речь не только об этнических россиянах, но и об обруселых представителях других этносов, которые активно участвуют в притеснениях «националов», о тех, кто «отличился тут тоже только своим истинно русским настроением (известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения)».

А что касается партийно-государственного аппарата, создаваемого тогда СССР, то Ленин констатирует, что существенного советского там нет: «Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали, как муха в молоке».

Однако отказаться от коммунистической утопии, которая теперь превращалась в далекую перспективу, Ленин не мог. Он до конца считал, что СССР нужен, но совсем в другом виде, чем тот, который создавался в конце 1922 и в начале 1923 года, считая возможным превратить Союз в конфедерацию, «оставить союз советских социалистических республик только  в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях возобновить полную самостоятельность отдельных наркоматов». Что же касается очень актуального тогда языкового вопроса, то «надо ввести строжайшие правила относительно употребления национального языка в инонациональных республиках, входящих в наш союз, и проверить эти правила особенно тщательно. Нет сомнения, что под предлогом единства железнодорожной службы, под предлогом единства фискального и т. п. у нас, при современном нашем аппарате, будет проникать масса злоупотреблений истинно русского свойства. Для борьбы с этими злоупотреблениями необходима особая изобретательность, не говоря уже об особой искренности тех, которые за такую борьбу возьмутся. Тут потребуется детальный кодекс, который могут составить сколько-нибудь успешно только националы, живущие в данной республике». Ну, а политически ответственными «за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию», которая сопровождала подготовку к созданию СССР, Ленин считал Сталина и Дзержинского.

И, наконец, еще один интересный фрагмент из так называемого «ленинского завещания», которое составляют его статьи и письма последнего периода. Речь идет здесь о том, кто же будет нести едва ли не основной груз построения основ цивилизации и развития ранее притесняемых национальных культур: «Мы не заботимся или далеко не достаточно заботимся о том, чтобы поставить народного учителя на ту высоту, без которой и речи быть не может ни о какой культуре: ни о пролетарской, ни даже о буржуазной. Народный учитель должен у нас быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не стоит и не может стоять в буржуазном обществе. К этому положению дел мы должны идти систематической, неуклонной, настойчивой работой и над его духовным подъемом, и над его всесторонней подготовкой к его действительно высокому званию и, главное, главное и главное — над поднятием его материального положения.».

Я не идеализирую Ульянова-Ленина как политика. Он до конца жизни оставался сторонником деспотической модели социализма («диктатуры пролетариата») и насильственной модернизации. Но он на склоне жизни все же попробовал было выступить против себя самого, существенно модифицировав большевистскую утопию, чтобы лишить ее российско-черносотенных черт, — и потерпел поражение. Было уже поздно; кроме того, проблему отказа от тоталитарной диктатуры в интересах хотя бы ограниченной избирателями-пролетариями демократии Ленин не нарушал, по крайней мере публично, хотя и понимал, что «мы провалились».

Замечу напоследок, что Ленин последних лет жизни — это вовсе не тот Ленин-вождь с протянутой вперед десницей, свыше тысячи памятников которому с соответствующими революционными цитатами возвышаются по всей Украине. Ленин того времени — это человек, который сомневается в том, что еще вчера для него было очевидным, переосмысливает свою деятельность и должен быть изображен либо на парковой скамье, либо даже в инвалидном кресле. Ленин-вождь завел сотни миллионов людей во всем мире в историческую бездну — и до сих пор, как наглядно подтверждает сайт КПУ, продолжает их туда вести; Ленин инакомыслящий попробовал спасти ситуацию, но не смог, и не в последнюю очередь потому, что не расстался с коммунистической утопией, хотя и выступил против удельного российского черносотенства, против перерождения партии и против Сталина лично. Поэтому уроки «позднего» Ленина будут оставаться актуальными до тех пор, пока навсегда не исчезнет угроза российского империализма и шовинизма, пока не будет доведена до завершения модернизация в Украине и повсеместно на территории бывшей Российской империи.