Перейти к основному содержанию
На сайті проводяться технічні роботи. Вибачте за незручності.

Евгений КАРАСЬ: «За свое дело галерист отвечает собственным именем»

16 января, 00:00
Галерея «Ателье «Карась» по своему значению для художественной жизни Киева выходит далеко за пределы обычного выставочного зала. Экспозиции в двух небольших белых комнатах на Андреевском спуске с максимальной точностью отражают тенденции современной украинской живописи. Здесь практически не бывает случайных имен, и все хоть чего-то стоящие киевские художники выставляются у Карася регулярно. О том, что делает Евгений Карась, можно спорить. Но нельзя не признать, что он долгие годы терпеливо, настойчиво и осмысленно строит свое «Ателье» как территорию искусства самой высокой пробы. Под занавес уходящего года, бывшего для галереи достаточно плодотворным, мы решили поговорить с Карасем не столько даже об искусстве, сколько о контексте его существования — экономическом, политическом, социальном. Как представляется, такой разговор на сегодня необходим по многим причинам.

«НАРОД ПАКУЕТ СЕБЯ ХОТ ДОГАМИ ОТ КУЛЬТУРЫ,НЕ ЧУВСТВУЯ ИЗЖОГИ»

— Как вы оцениваете сегодняшнее состояние украинского арт- рынка?

— Так же, как и остальных сегментов экономики. Арт-рынок находится в развитии. Многие утверждают, что его нет. Но, поскольку искусство продается, значит, кто-то его покупает, и цены на отдельных художников не намного ниже, чем в Европе. Если говорить о серьезном рынке, то его основой является, как ни странно, культурная позиция государства, иными словами, качественная инфраструктура художественной номенклатуры — музеи, центры, кураторы, теоретики, специальные отделы Минкульта, участвующие в формировании рейтинга художника. В Украине этот механизм сейчас не действует. Нет кураторов, музея современного искусства, нет престижного журнала. Поэтому художники свой рейтинг строят в Европе, в Москве. Ситуация, конечно, глубоко периферийная. Только сейчас, с приходом нового директора Национальный художественный музей пытается проводить продуманную культурную политику, возможно, со временем он станет серьезной структурой...

— Выходит, дело в наличии тех или иных структур?

— Вы знаете, поражает другой факт. Вокруг Киева строится множество особняков стоимостью от нескольких сот тысяч до миллиона — и совершенно непонятно, что там висит на стенах. Это я так фигурально говорю — на самом деле ясно, что там висит безвкусный ширпотреб. И люди не понимают, что это формирует среду их проживания, влияет на их детей. К сожалению, искусство на сегодня не является частью семейной культуры. Народ пакует себя хот-догами от культуры, не чувствуя изжоги. Разница только в том, что при поедании красивых синтетических продуктов в фаст-фудах у мужчин вырастает грудь, а женщин разносит до неприличных размеров, а от синтетической примитивно- красивой эстетики Санта-Барбары развивается культурная импотенция, которую чувствует не больной, а его окружение. Зараза дурновкусия распространяется на семью, на коллег по работе. А ведь на нашей территории было иначе до советской власти. Искусство во всем мире — это инфраструктура мышления человека, это то, что говорит об интеллектуальном развитии. Ситуация небезнадежная, но неприятная, потому что все это косвенно сказывается в других областях жизни.

— И это при том, что хороших художников в том же Киеве хватает...

— Есть разное искусство — и профессиональное коммерческое, и авангардное, и традиционное, вся палитра. Но, повторюсь, в отношении к нему наблюдается то, что иначе как духовной импотенцией не назовешь. Государство — возможно, из лучших побуждений — усиленно поддерживает поп-культуру. Но те, кто принимают решения, совершенно не понимают разницу между элитарным и массовым. Даже вопрос не стоит.

— Может, государство и не должно этим заниматься?

— Власти этим не должны заниматься в силу того, что они не имеют и не должны иметь соответствующего интеллектуального ресурса. Их задача — исполнительская, а общественных институций, которые бы правильно сформулировали приоритеты, нет. Во всем мире общественные организации, созданные профессионалами, отстаивают определенное мнение в социуме, у них есть инструменты лоббирования, специальные органы наподобие общественных худсоветов. Наши культуртрегеры апеллируют к интеллектуальной среде — а апеллировать, получается, не к кому. Творческие союзы старого образца в силу исторических обстоятельств не способны на полноценную общественную деятельность и представляют только искусство социально-номенклатурного заказа — в прошлом соцреализм, сегодня — примитивный украинизм и религиозность. В целом у культурной среды отсутствуют традиции социальной жизни, в чем частично виноваты и сами художники. Есть кухонное недовольство без организованной позиции.

— Все настолько безнадежно?

— Мы пытаемся действовать. Сейчас учредили мультижанровую Ассоциацию деятелей современного искусства Украины, будем создавать Реестр и Корреспондентскую сеть участников современного искусства. Недавно организован также Всеукраинский Форум творческой молодежи, в организации которого я тоже участвую. Провозглашен «Український мистецький форум» — но пока непонятно, что с ним будет. Процесс идет, и есть надежда, что каша, которая творится в культуре — в уровнях, в отношениях, в ценообразовании и т.д., начнет превращаться в нормальный многослойный пирог. К сожалению, это происходит очень медленно, вязко, потому что само общество, культурная среда не понимают важности такого движения, государство, за редкими исключениями, не очень в этом заинтересовано. Хотя культура должна стать равноправной частью экономики и политики государства.

— Каково место собственно галерей в этом процессе?

— Галереи бывают очень разные. Тех, которые занимаются серьезным, фундаментальным искусством, очень мало. Две в Харькове, одна во Львове, в Одессе практически нет, в Киеве, кроме нашей, еще пара штук и все. Но эти галереи влияют на профессиональную среду и являются последним оплотом живой современной культурной мысли.

— О конкуренции в такой ситуации нельзя говорить?

— Галерей настолько мало, что с теми из них, которые находятся на определенном уровне, мы дружим. Я уважаю то, что они делают, мы встречаемся, ходим друг к другу в гости, на выставки. Наверно, есть и элементы конкуренции, но взаимное уважение — намного выше, чем прагматичные побуждения.

«НАДО ПОНИМАТЬ, ЧТО МЫ — ЧАСТЬ МЕЩАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ КИЕВА»

— Что значит — быть галеристом?

— С одной стороны — очень просто, с другой — невероятно сложно. Каждый год появляется галерея с претензией стать самой лучшей. На нее возлагаются очень большие надежды, но через полгода хозяева меняют политику и занимаются, бог знает чем, названия можно перечислять бесконечно. И ведь у всех были или ресурсы серьезные, или деньги, или технологии, или обширные выставочные площади. А для того, чтобы заниматься современным искусством, нужны, в первую очередь, два качества: а) любить; б) разбираться. Если любишь, то можно пригласить того, кто разбирается, но без этих двух компонентов нечего делать. Вообще, эта профессия напрямую связана с личными качествами человека. Необходимо сочетать продуманный менеджмент с пониманием искусства, с развитой интуицией, нюхом на таланты. Галерист за свое дело отвечает собственным именем. Галерея — публично-значимое место, напрямую связанное с репутацией хозяина.

— Но ведь галерея — это, в некотором роде, предприятие. Как удается сделать его не просто выживаемым, но прибыльным, заработать?

— На всем можно зарабатывать деньги. Конечно, если бы современное искусство было простым и легким товаром, в Киеве сразу стало бы не 2—3 галереи, а 150—200. Галерею нельзя назвать высокоприбыльным предприятием. Мне все время приходится вкладывать в нее свои средства, зарабатывая их другим образом. С выставок продается очень мало картин. Но я об этом не думаю. Как только начну думать о продажах — сразу придется менять идеологию. Ведь галерея — абсолютно творческий продукт, и меркантильно- прагматический подход тут не действует. Это некое состояние, особое место, которое нужно намолить, наколдовать, выстроить какие-то эстетические коммуникации. Это создание среды, это театр художественных идей. Галереей, как и искусством, надо заниматься только в том случае, если ты не можешь этим не заниматься. Если можешь обойтись — лучше обойтись.

— Каковы основные трудности в вашем деле?

— Самая большая — культурная необразованность, в первую очередь тех, кто руководит страной. Имею в виду не столько власть, сколько верхушку общества, так называемую элиту, людей, достигших, прошу заметить, высокого уровня в ведении менеджмента, политике, бизнесе. В большинстве своем их хватает на то, чтобы покупать вещи, которые находятся на поверхности, масскульт и антиквариат — для чего не нужно иметь даже элементарного эстетического образования. Интеллект может отдыхать. Просто исторически так сложилось.

— Но, может, стоит предпринимать какие-то движения…

Наша галерея иногда находит единомышленников. У нас есть друзья в бизнес-элите, которые все понимают, разбираются. Но это исключения. Что ж, мы попали в такое время. Мы живем в Киеве, который всегда был мещанским городом, в этом его прелесть. Не нужно стесняться этого, как и понимать, что родом из Украины великие Малевич, Архипенко, Кандинский, Родченко. Да и многие ныне известные московские художники отсюда — Олег Кулик, Сергей Братков, Борис Михайлов, Илья Кабаков. Нужно понимать и сильные, и слабые наши стороны. С сельской, барочной эстетикой, которая превалирует в Киеве на улицах и в умах, нужно работать, любить ее. Вот мы покрасили камин, не пытаемся сделать евроремонт. Надо понимать, что мы тоже часть этой мещанской культуры. Я занимаюсь элитарным продуктом, но точно так же «гэкаю», как и любой другой киевлянин, я точно такой же периферийный.

— Продолжая тему трудностей — вы, очевидно, имеете немало хлопот и с художниками...

— Мы работаем с сильнейшими из них, что очень приятно. Художники нам доверяют, и по многим вопросам мы с ними даже консультируемся. С другой стороны, когда я вступаю с художниками в определенные отношения, обязательства, у нас возникает определенная ответственность друг за друга, надежды... Понимаете, художники очень амбициозны, ранимы, плохо образованы с точки зрения менеджмента и целесообразности, и, слава богу, иначе они не художники. Здесь проблема иного рода. Я вынужден постоянно кого-то в чем-то убеждать. Мало того, что приходится преодолевать сопротивление нехудожников, еще и каждому творцу требуется доказывать целесообразность того или иного проекта, тратить массу сил и времени. Художники очень непросты, со своей тонкой психикой, частым отсутствием логики. Но я это воспринимаю как небольшую жертву за приятное общение и творческую работу.

— Как вы можете определить, говоря высоким штилем, будущего гения?

— Интуитивно. Есть, правда, мнение, что экспертизу можно делать в какой-то заданной системе, что художественная ценность поддается вычислению. Но в искусстве нет и быть не может формальных критериев оценки. Для этого надо много читать, смотреть, думать и так далее. Я не могу сказать, почему эта картина лучше, чем та. Могу сказать только о своих ощущениях, впечатлениях — но все равно это будет мое субъективное мнение. На то есть эксперты в искусстве, которые могут посмотреть на вещь и сказать — что хорошо, а что дрянь. Потому к ним надо серьезно прислушиваться и верить. Мы даже пробовали провести опрос среди экспертов касательно лучших художников. Так вот, насчет лидирующей десятки мнения сошлись, чуть ли не у половины искусствоведов, а 50 лучших единогласно назвали почти все. Но, опять же, серьезных экспертов, которые разбираются вдобавок еще и в ценовой политике — единицы.

«НАШИХ ВЛАСТЬ ИМУЩИХ НАДО ПОСТОЯННО ВОСПИТЫВАТЬ»

— Кто сейчас покупает картины?

— Как правило, довольно состоятельные, продвинутые люди возрастом 30—45 лет. К большому сожалению, 60 летний уже не понимает, что происходит. Шестидесятники вообще очень сложны в культурном отношении, отягощены традициями. Если это западный человек — то абсолютно все равно, какого он возраста, хоть 30, хоть 70; у них совершенно потрясающее понимание искусства. Наших, конечно, очень мало. У меня есть несколько знакомых, которые покупают много и постоянно, уже сами могут быть экспертами. Вообще, отношение к «арту» — определенный тест, и проходят его единицы.

— Покупатели, по моим наблюдениям, делятся на три категории: знатоки; те, кто покупают картины из стремления быть модными; и, наконец, по случаю — чаще всего кому-нибудь в подарок.

— Те, кто хотят купить в подарок — современное искусство покупать не будут. Они его не понимают, возьмут кич. Категория тех, кто разбирается в материале, могут купить себе или посоветовать другому, к сожалению, очень минимальная. Так же и те, кто покупает из соображений престижа — такое понимание моды уже делает человека продвинутым. Кто-то из моды ходит на Билык или Зиброва, кто-то — покупает серьезное искусство. Согласитесь, есть разница.

— По профессиям тоже есть различия?

— Я это рассматриваю как случайность. До революции искусство собирали врачи, инженеры, предприниматели. Какое-то время я очень много работал именно с представителями топливно-энергетического комплекса, поскольку это были самые состоятельные руководители, сейчас к ним прибавились финансовые группы, фармацевтика, многие другие, и, конечно, иностранцы. Я консультирую тех, у кого есть финансовые возможности. Из банкиров знаю всего лишь нескольких, которые понимают и любят современное искусство. Все эти модные банковские коллекции, — на самом деле очень примитивны. Вообще, я не знаю, что наши банки делают. Уверен, они пакуются антиквариатом — для них, наверно, современное искусство как высшая математика, зашкаливает мозги, что печально… Западные люди, опять же, демонстрируют совсем иное отношение. Могу привести несколько примеров, когда руководители серьезных структур, приезжая в Киев на 3—4 дня, обязательно просят сводить их в хорошую галерею. Вот был юбилейный матч Блохина, и ко мне привели француза, звезду футбола. Человек приезжает на один день — и ему интересно посмотреть, что происходит в серьезном искусстве в этом городе. Из наших спортсменов самыми продвинутыми оказались Виталий и Владимир Кличко, которые частенько у нас бывали. Больше ни одного спортсмена я не видел. Политики — вообще, полная драма, выставку могут посетить только по расписанию политтехнолога. Я убежден, что нашим власть имущим надо постоянно говорить, в чем они неправы или неразвиты, их тоже нужно настойчиво воспитывать. Они будут обижаться, но когда-нибудь начнут понимать, что нужно что-то с этим делать. А пресса, кстати, смотрит на них как на полубогов. СМИ должны являться совестью общества. Но не получается…

А какое искусство лучше всего продается?

— Такого понятия нет. Продать можно все. И если в процессе моих консультаций охотнее берут современных художников, это не говорит о том, что еще какая-то галерея может их продать…

— В заключение, — не могли бы вы вспомнить самую оригинальную сделку, которую вам довелось заключить?

— Я всегда вспоминаю одного покупателя из серьезной английской семьи — последнего губернатора Сейшельских островов, человека голубой крови. Мы с ним пообщались целый вечер, и он купил картину, лишь для того, чтобы лучше понять, о чем я говорил. Вот это для меня показатель культурного уровня, отношения к себе, к искусству. Но это культура другая. Не то чтобы такой сверхрафинированный джентльмен. Нормальный человек, но интересуется искусством, потому что и дедушка, и прадед интересовались… Традиции элиты.

— То есть идеальный покупатель…

— Искусство покупают как часть идеологии — и для общения, и для ощущения себя. Те люди, которые понимают, что предмет искусства — больше чем декоративное пятно, что там заложено очень много информационных слоев, иначе бы это не было так дорого, так хорошо и в таком малом числе, и художники не считались бы гениями — уже наши единомышленники.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать