«Мы становимся Дюранти»

Два события произошли в украинской среде, которые всколыхнули общественность и вызвали широкие обсуждения, публичные дискуссии и в конечном итоге на этой неделе даже вылились в два круглых стола. Интересно, что там, где конфликтной ситуации было меньше, обсуждение получилось более профессиональным...

ВОЙНА С АТО ИЛИ С ЕЕ ШТАБОМ?

Первое событие — лишение аккредитации в зону АТО съемочной группы ТРК «Украина», что вызвало в прошлую пятницу флешмоб военных корреспондентов: репортеры выкладывали в «Фейсбук» свои пресс-карты и писали каждый о своих претензиях к штабу АТО. На удивление, в «войне с АТО», как (контроверсийно) уже успели назвать эту ситуацию, медийщики выступили одним фронтом: журналистку ТРК «Украина» поддержали коллеги с «1+1», «Интера», ICTV, «5 канала» и «24» — это фактически крупнейшие украинские телевещатели, которые далеко не всегда проявляют такую солидарность друг к другу. Поэтому уже в понедельник заместитель министра информационной политики Украины Татьяна Попова собрала круглый стол с участием представителей Генерального штаба, Министерства обороны Украины, Пресс-центра АТО, а также журналистов, работающих в зоне АТО.

Наверное, всю суть претензий журналистов лучше всего сформулировал военкор «Плюсов» Александр Моторный: «прошла активная фаза, и начались «хозяйственные дела», поэтому теперь журналистам в АТО часто дорога закрыта. «Мы делаем одну историю, одно дело, и давайте мы его сделаем конструктивно, — призвал всех собравшихся, в том числе и руководство военных структур Александр Моторный. — Мы заходим в один и тот же угол третий или четвертый раз за полтора года. Это изменились правила ведения войны? Или изменилась война? Единственное, что изменилось — прошла активная фаза, и начались «хозяйственные дела». Давайте тогда говорить об этом откровенно. Если начались «хозяйственные дела», то это вопрос не к журналистам. Режут металл за Бутовкой? Режут. А журналистов не пускают, потому что режут депо. Через Марьинку и Красногоровку везут контрабанду — так это вопрос к журналистам или к кому?..».

«Работать в АТО полгода назад было легче, чем сейчас. Не было стольких промежуточных звеньев и структур, которые сегодня создал штаб АТО, — добавляет еще один военкор «Плюсов» Руслан Ярмолюк. — Не знаю, с чем это связано. Было легче снимать, когда шли постоянные обстрелы, были боевые действия в Углегорске или Дебальцево. После последней поездки я не хочу ехать в штаб АТО, когда меня безосновательно обвиняют в том, что я ищу «черные моменты в армии». О проблеме знают все, однако почему-то ее не решают, а после сюжета журналиста об этой проблеме последнего обвиняют».

Здесь стоит отступить назад и обозначить несколько моментов. Официально журналистку ТРК «Украина» лишили аккредитации из-за того, что в одном из ее сюжетов с передовой она раскрыла позиции украинских военных. О том, что это действительно так, заявляют даже независимые эксперты. И это открывает сразу несколько проблем. Военные корреспонденты не работают на местах с пресс-офицерами, потому что это усложняет их работу и уменьшает оперативность. В итоге имеем материал в открытом доступе, который может навредить ВСУ. Однако чем еще интересен этот сюжет? Фактически все интервьюированные в нем говорят о том, что при условии отведения тяжелой артиллерии от линии разграничения (а это условие минских соглашений), если на них пойдут из Донецка и Луганска танки — с автоматами свои позиции им будет удержать сложно.

Возможно ли, что именно сказанные или показанные критические моменты армии в телевизионном сюжете могут вызвать конфликт между журналистами и штабом АТО? Теоретически — да. «Вражеские беспилотники видят все. Ощущение — боятся критики некоторые комбаты», — говорит корреспондент канала «24» Владимир Рунец. А тот же Александр Моторный заявляет: «Люди, которые непосредственно в последнее время препятствуют работе журналистов, — командующие секторов, в первую очередь В и С, и командующий АТО. Чтобы не говорили, что я голословен, приведу один пример. Когда нам запретили проезд на конкретную позицию — это случилось впервые за полтора года моей работы — мне сказали: «Я зачитал командующему сектором перечень журналистов, кто куда сегодня едет. Командующий сектором сказал группу Моторного на эту позицию не пускать». Поэтому некоторые журналисты требуют также отменить практику подачи своего маршрута в зоне АТО в штаб АТО и практику написания отчетов по каждому дню пребывания в зоне боевых действий. Насколько эти требования конструктивны — будет решать Генштаб. Хотя Татьяна Попова сразу заявила: Генштаб вообще хотел запретить всем журналистам передвигаться без сопровождения. Но больше всего и единогласно журналисты говорят об одной проблеме: пресс-карта (а это, между прочим, аккредитация от СБУ) не работает! Из-за человеческого фактора. «Мы говорим о деталях, когда проблема в системе — система не работает», — считает Владимир Рунец. По его словам, есть блокпосты, на которых пресс-карта становится просто куском пластика и не дает никаких возможностей для журналиста — ни возможности проезда, ни возможности съемки. Поэтому журналисты даже согласны проходить более сложную процедуру аккредитации, чтобы она только работала.

Между тем продюсер международных медиа в Украине, сотрудник канала CNN Виктория Бутенко говорила о юридической стороне вопроса: как часто редакции каналов требуют обжаловать действия Минобороны относительно их корреспондентов? «Журналисты не должны быть один на один на передовой — нужно использовать редакцию полностью. Писать запросы в Минобороны тоже, а не только получать их. Это будут основания для проведения служебных расследований», — рекомендует Виктория Бутенко. Кроме того, журналистка считает, что ответственность за действительно некорректные сюжеты лежит не исключительно на журналистах, а и на монтажерах и выпускающих редакторах.

Подытожил дискуссию советник начальника Генштаба Руслан Кавацюк: «Я вижу, что проблема настолько горячая, что даже союзники ведут между собой горячие дискуссии. Нам нужен диалог и экспертиза. Задача этой группы не только разработать изменения к инструкции, но и создать ряд действенных механизмов, которые, с одной стороны, дают нам ответы на те вопросы, которые мы уже сформулировали, а с другой — дадут инструмент, как решать вопросы, которые будут возникать и в дальнейшем». Таким образом, журналисты, Генштаб и Минобороны договорились создать рабочую группу, которая бы решила все обозначенные проблемы и проработала каждый отдельный конфликтный эпизод. На этот раз уже без камер.

О ПОТЕРЕ СУБЪЕКТНОСТИ

Другая ситуация, которая более широко обсуждалась, но не внутри профессиональной среды, а в соцсетях — это поездка ведущего ICTV Андрея Куликова в так называемое ДНР в редакцию так называемого вещателя «17 канал» для так называемого телемоста с Киевом, где в тот момент в столичной студии «17 канала» находился Мыкола Вересень. Почему все «так называемое»? На этот вопрос могут ответить настоящие донецкие журналисты, которые сейчас находятся в определенных «расстрельных списках» и которые были вынуждены покинуть свой родной город после военной интервенции и выехать целыми редакциями. Насколько «журналистами» были те, кто «оттуда», характеризует реплика даже самого Мыколы Вересня об «эксперте из Брюсселя», включение которого дали в этом фарсовом телемосте: «эксперт» говорил по скайпу, а за его спиной на стене красовался «флаг ДНР», портрет Путина и надпись «Я — русский»...

Но все это — поверхностные детали, штрихи, от которых не меняется суть поступка украинского (?) журналиста. Поездка на оккупированную территорию под маской «диалога» — это легитимизация мифа о гражданской войне. Кстати, «День» спросил у Андрея Куликова, понимает ли он это, на что ведущий ответил, что он так не считает. Что стоит за такими поездками? Прощупывание почвы, определение, готово ли украинское общество к таким «диалогам и договоренностям»? Это должны были бы определить и показать Могилянские дебаты под названием «Диалог в условиях войны?», модераторами и инициаторами которого выступили исполнительный директор ОО «Телекритика» и преподаватель Могилянской школы журналистики Диана Дуцик и профессор Университета Западного Онтарио, почетный профессор Национального университета «Киево-Могилянская Академия» Марта Дычок, а участниками — журналисты Андрей Куликов, Мыкола Вересень и Сергей Гармаш (Донецк, сегодня — в Киеве). Что же на самом деле произошло?

Произошла дискуссия ради дискуссии. Все начиналось в легкой полушутливой манере с реплик: «Десь ми загубили Вересня» — «Та ж вересень надворі», что создавало ощущение каламбура — хорошее начало дискуссии о разговорах с террористами. Спикеры разделились, мягко говоря, неравномерно: два модератора и двое участников выступали «за диалог», а им фактически оппонировал только Сергей Гармаш и... присутствующие. Первые же три человека, которые пришли на дебаты и захотели высказаться, выступили против именно таких «диалогов», по примеру Андрея Куликова. У них всех был один общий знаменатель. В своих выступлениях они говорили: «Мы с Донбасса». «Я недавно приехал из АТО, участвовал в защите донецкого аэропорта, — говорит Николай Воронин. — Вы так классно говорите, наверное, потому, что никого из ваших близких не убили. Меня это коробит. Сепаратюги начинают гордиться тем, что к ним приезжают, их уважают и начинают с ними говорить. По сути, вы их поддерживаете этим, это очень противно. Обидно, плакать хочется. Побратимы погибли зря, чтобы вы поехали и им там покланялись. Любой диалог с ними — это наше унижение. Этот диалог повлияет негативно. Я четыре года до войны жил в Горловке. И я точно знаю, что это морально уничтожает наших людей, которые надеются, что их кто-то спасет. И это дает «моральные баллы» тем людям, которые там захватили власть».

«Я из Макеевки, — говорит Михаил. — Летом меня вытащили из подвала. Я хотел бы напомнить, что журналист — это прежде всего гражданин Украины. Интересы журналиста не могут быть выше государственных интересов. Диалог во время войны не может быть структурным. Давайте признаем, что это война. Если мы хотим вернуть наши территории, должны признать, что это — интервенция».

«Я из Иловайска, — говорит Павел. — Спасибо за тему, только жаль, что она не была поднята 10-15 лет назад. Мы потеряли много лет для того, чтобы был диалог. Это проблема не только журналистики и политики, но и граждан. Сегодня же там находятся психически травмированные люди. Стокгольмский синдром действует после четвертого дня, а там уже больше года люди. Есть обычный страх, о котором мы уже забыли, а они — нет. Желая взять объективную информацию, даже наедине задавая вопросы, мы становимся инструментом. Мы становимся Дюранти».

Эту же сторону — с некоторыми условностями — поддержала и собственный корреспондент «Новой газеты» в Киеве Ольга Мусафирова. «Я начинала журналистскую карьеру в Донецке, — рассказывает журналистка. — Когда общаешься даже со знакомыми людьми на Донбассе, чувствуешь, что по наиболее болезненным политическим точкам вы не совпадаете. Как толерантный человек я обходила эти темы... А теперь мы начали говорить на темы, которых избегали четверть века. Я подчеркиваю: мы, профессионалы, работающие в СМИ. И оказалось, что мы придерживаемся диаметрально противоположных взглядов. Они остались советскими людьми — я не говорю это с негативом, я констатирую факт. А я, соответственно, стала бандеровкой. И я чувствую вину от того, что я прятала голову в песок все эти годы». На взгляд Ольги Мусафировой, происходящее на Донбассе — это интервенция с элементами гражданской войны. Хотя Сергей Гармаш на это ответил, что в таком случае и во Второй мировой можно найти «элементы гражданской войны», что это коллаборационисты, они были и будут всегда. А что касается таких «диалогов», то к компромиссу спикеры не пришли, каждый остался при своем мнении.

На этих же дебатах прозвучало мнение: «Украинские журналисты работают по демократии западного типа, а «оттуда» — тоталитарный формат». Потому ни до чего и не договоримся, зато — «становимся Дюранти». Точная и глубокая формулировка с голоса тех, кто не смог пробиться через «неуслышанный Донбасс». Говоря сегодня о стокгольмском синдроме или потере субъектности, мы имеем в виду тех, кто оказался под оккупацией на Донбассе. Но мы не говорим о том, что некоторые украинские журналисты с годами работы на определенных владельцев, с редакционной политикой «политической оккупации мозгов» своих зрителей, тоже потеряли свою субъектность. Так как же могут о чем-то договориться две стороны, каждая из которых потеряла свою субъектность?..

СПРАВКА «Дня»

Уолтер Дюранти — журналист, ставший известным после интервью со Сталиным, а его имя — нарицательным образом в журналистике после разоблачения лжи в статьях, где он отрицал Голодомор в Украине. История получила тем большую огласку, что за репортажи из СССР Дюранти получил Пулитцеровскую премию — одну из самых престижных в журналистике. Достаточно долгое время активные представители общественности добивались от Пулитцеровского комитета аннулировать награду Дюранти. В 2003 году комитет объявил свое решение не отзывать премию, отметив лишь, что работы Дюранти, «если бы оценивались по сегодняшним стандартам, выглядели бы очень короткими». «День» не раз писал об этой фигуре и необходимости восстановить историческую справедливость. И сегодня можно прочитать на сайте газеты «Повесть о двух журналистах», написанную Джеймсом Мейсом об Уолтере Дюранти и его оппоненте Гарете Джонсе специально для «Дня».