Сны, навеянные Достоевским и Володиным

Его поставил режиссер Юрия Погребничко. Это спектакль с назойливо проскальзывающими хрестоматийно-вечными «проклятыми вопросами» как нельзя лучше способствует утвердительным (в смысле жизнеутверждающим) ответам на них...

Адекватно описать форму спектакля довольно сложно. Фантазии и сны вообще трудно поддаются фиксации. Например, текст спектакля — это монтаж эпизодов из романа «Преступление и наказание» Ф. Достоевского и пьесы «С любимыми не расставайтесь» А. Володина (инсценировка Ю. Погребничко). Раскольников, как водится, все спорит с Порфирием Петровичем, Свидригайлов свои теорийки провокационные излагает да Авдотью Романовну бежать подговаривает, с ними бок о бок разводятся и разводятся семейные пары, а Митя и Катя все никак помириться не могут... В эту затейливую фантасмагорию еще и хоры (то женский, то мужской) умудряются вклиниваться, участники которых — герои обеих историй. Вот так и существуют в спектакле эти «странные люди». Они обитают в довольно неуютном, полупустом пространстве с железно-ржавыми стенами и загадочными, непонятно куда ведущими дверями (художники Надежда Бахвалова и Олег Лунев). И одеты соответственно: дамы — в изысканные вечерние туалеты и ушанки с вуалями, а мужчины — в костюмах и черных пальто (Надежда Бахвалова, Дарья Николаева). К тому же бодро распевают популярные песни и романсы — «Сиреневый туман», «Ландыши», «Ромашки спрятались», «Вдыхая розы аромат» (хормейстер — Александр Курий, концертмейстер — Геннадий Завгородний). В общем, как говорится, «диагноз» очевиден: смахивает на полноценный дурдом, да еще и с... приведениями.

Судя по всему, именно такой представляется вечность режиссеру Юрию Погребничко. Помните убийственно- саркастичный монолог Свидригайлова (не зря, кстати, помещенный в смысловой центр спектакля) о том, что вечность нам все больше как что-то большое и абстрактное представляется. А вдруг «все не так»? А вдруг вечность — это лишь комнатка, маленькая, закоптелая, как баня, а по всем углам — пауки?

Так вот Погребничко представляет все более оптимистично, для нас утешительно. Вечность у режиссера — сумбурная, но довольно отчетливая и лишь слегка искаженная проекция жизни земной. Правда, отрицать абсурдность и зачастую бессмысленность последней (в том плане, что ответы на вопрос «зачем?» бесконечны и абстрактны) Юрий Николаевич и не собирается. Жизнь как жизнь (что тогда, что теперь) — в меру дурацкая, в меру прекрасная и бесконечно непостижимая.

Ведь на весь этот ералаш можно смотреть довольно-таки серьезно и философски. В подтверждение герои порой задают мудрые вопросы, например: зачем расставаться с близкими? Разве лишь для того, чтобы потом расстаться со всеми вместе? Очевидно, что мы редко задумываемся над этой дилеммой.

Или вот взять хотя бы развод — обычная судебная процедура расторжения брака: пара казенных вопросов, дежурное предложение помириться, монотонные аргументы в пользу крепкой семьи… И вдруг оказывается, что совсем не так просто сформулировать настоящую причину ссоры или пытаться максимально конкретизировать заеложенное «не сошлись характерами». Пар много, а проблемы-то одинаковы. Он, как правило, или пьет, или любит другую, она — подстрекаемая мамой и жаждой «лучшей жизни». Этот список взаимных претензий и обид — не переслушаешь! Но вдруг у разводящихся, в нарушение всякой логики, возьми и проснись то запоздалая нежность, то благородство или даже воспоминания об ушедшей любви...

Зачем-то вдруг подумается: если браки заключаются на небесах, то где же они все-таки расторгаются? В банальном гражданском суде? Ведь странное место действия и за ад легко можно принять — уж больно много там грешников и душегубцев собралось, да еще и хор за стеной репетирует. Ну, может, если не сама преисподняя, то нечто территориально и по смыслу близкое… Если разобраться, то ирония здесь тоже вполне уместна. Помилуйте, это же надо так беззаветно и неистово любить музыку, чтоб еще и хоровым пением так самозабвенно заниматься! Разлуки, встречи, ссоры, примиренья, прощанья и слезы — «все пройдет, и это тоже», а хоровая репетиция состоится по расписанию. И дирижер, как на зло, пунктуален, и фанатичен. А чем больнее и муторней на душе, тем упрямее и отрешенней исполняется очередная музыкальная композиция под задорный баян — так, «под сурдинку», и коротается время в небытии.

И вроде как все с таким распорядком свыклись, ничему не удивляются. Ни блуждающей Марфе Петровне, убитой Свидригайловым, ни нелепым путаницам с полами и падежными окончаниями, ни внезапным появлениям персонажей Достоевского на территории Володинской пьесы. И этому есть свое объяснение. Все тот же Свидригайлов утверждал, что привидения — обрывки другого мира, которые до поры до времени земной человек видеть не должен. Но как только нарушается привычный земной порядок в организме, связанный, к примеру, с болезнью, вот тут и начинаешь замечать то, чего раньше не видел? По-другому, переход в мир иной — не мгновенный процесс, а плавный и размеренный, любопытный новизной ощущений и утешительный доказательствами не пустоты запредельного пространства.

Тут уж Погребничко двумя руками «за»! И не только cвидригайловскую теорию подтвердил, а еще и свою надстроил в виде вот такого обескураживающего своей искренностью спектакля. К тому же актеров, ограничив рамками коротких эпизодов, заставил быть емкими, лаконичными, точными, яркими. Ведь им-то, по сути, и пришлось оправдывать такое доверительно-ласковое обращение: «Голубчики мои...»!