МЕЛЬНИЧЬЯ ВОЙНА НА РЕЧКЕ УДАЙ
Начало этой почти детективной и почти батальной истории было положено еще печальноизвестным героем украинской Клио середины XVII столетия князем Яремой Вишневецким. Как известно, князь Ярема — некоронованный украинский монарх — владел на Левобережной Украине огромными по размерам имениями, широкой полосой протянувшимися от теперешней Полтавщины до самой Черниговщины.
Местом своей «штаб-квартиры» на Левобережье князь избрал городок Лубны. И именно неподалеку Лубен то ли сам магнат, то ли кто-то из его управителей обратил внимание на живописную местность на берегу реки Удай, расположенную между двумя имениями Вишневецкого — Пирятином и Куринькой. Из-за своего крутого берега та местность называлась Кручей. И именно эта особенность рельефа подсказала возможное хозяйственное использование Кручи — князь Ярема распорядился привести в порядок здесь дамбу и построить на ней водяную мельницу.
Уже были завезены все необходимые для этого дела материалы и начаты строительные работы — как вдруг весной 1648 года в Украине вспыхнуло восстание под предводительством Богдана Хмельницкого. Князь Ярема одним из первых решительно начал огнем и мечом подавлять «хлопский бунт» и, понятно, ему было уже не до хозяйственных забот. Тем паче, что летом 1648 года князю пришлось спешно бежать с Лубенщины и вскоре Вишневетчина обрела новых владельцев, или, точнее, новые владельцы «обрели» Вишневетчину. Местность Круча отошла к Военной казне и была приписана к Пирятинской сотне Лубенского полка.
При гетмане Иване Самойловиче, когда наконец-то окончательно успокоились вихри гражданской войны и казацкая старшина — не только новая политическая, но и хозяйственная элита Украины — начала энергичную погоню за имениями, промыслами и угодьями, большая часть пирятинских фольварков Вишневецкого попала в руки приближенного к тогдашнему гетману старшины — переяславскому полковнику Леонтию Артемьевичу Полуботку. А на Кручу положил глаз на то время лубенский полковой есаул Леонтий Свичка. Именно ему и суждено было в 1682 году реализовать замысел князя Яремы, построив с разрешения местного полковника Максима Ильяшенко на реке Удай дамбу и поставив мельницу «об одному колесі». Через три года пронырливый есаул добился разрешения на пристройку к мельнице второго, «ступного», колеса.
Тем временем, после падения в 1686 году гетмана Ивана Самойловича, полковник Л. Полуботок как лицо, приближенное к нему, попадает в немилость к новоизбранному обладателю гетманской булавы Ивану Мазепе. А когда до Мазепы доходят слухи о подготовке Полуботком антигетманского мятежа, он лишает норовистого старшину не только полковничьего пернача, но и конфискует подавляющее большинство его многочисленных имений. Пирятинские владения Полуботка отходят в ведение Военной казны, но недолго такой лакомый кусок находился в корпоративной собственности Войска Запорожского.
В 1688 г. уже знакомый нам Леонтий Свичка перехватывает полковничий пернач в Лубнах, и чуть ли не первое, что он пытается реализовать в своей новой ипостаси, — прибрать к своим рукам весьма прибыльный в то время мельничный промысел на реке Удай. Для этого он сначала добивается от пирятинских мельников разрешения на обустройство «на гатках в Заріччі греблі пирятинської» так называемого вешняка, то есть мельницы, которая должна работать только в весеннюю пору, во время сезонного половодья.
Однако, как вскоре выяснилось, мельничные аппетиты полковника выходили далеко за разрешенные местной общиной пределы. Получив формальное согласие на начало строительства, Свичка построил не одно, а целых пять колес, которые к тому же работали не только в сезон половодья, но и круглый год.
Такое самоуправство казацкого старшины чрезвычайно возмутило пирятинских мельников. Мало того, что Свичка, демонстративно пренебрегая волей общины, усиливал конкуренцию среди цеховиков. Построенная им на Круче дамба стремительно подняла уровень воды в Удае, вынуждая остальных мельников перестраивать свои мельницы. Однако высокое служебное положение оппонента не давало возможности пирятинским мельникам надеяться на то, что им повезет прекратить самоуправство Свички, и при его жизни они даже не жаловались по этому поводу. Кардинальным образом ситуация меняется уже после смерти Леонтия Свички, ведь в отличие от многих тогдашних казацких старшин, при жизни он не сумел передать своим потомкам, кроме имущества, еще и полковничий пернач, а поэтому обиженные пирятинцы с началом XVIII в. начали долговременные поиски справедливости.
Впрочем, первых ощутимых успехов они достигли аж в 1710 году. Именно тогда на поданную мельниками гетману Ивану Скоропадскому жалобу о самоуправстве покойного полковника и членов его семьи была создана «для очевидного разсмотру і розиску» специальная следственная комиссия в составе генерального хорунжего Ивана Сулимы и гадячского полкового судьи Василия Велецкого. Изучив дело на месте, гетманские поверенные информировали Скоропадского, что вдова Леонтия Свички Домникия до последнего времени продолжала самоуправно молоть муку круглый год и они, в соответствии с предоставленными им полномочиями, запретили ей поступать так впредь.
Постановление комиссии 5 мая 1711 г. гетман утвердил специальным универсалом, адресованным лубенскому полковнику Андрею Маркевичу и пирятинскому сотнику Семену Вакуле.
Получив гетманский универсал, пирятинская община выдвинула свои претензии сыну Леонтия Свички Лукьяну. И по существующей тогда традиции стороны пришли к согласию, записав в городскую книгу обещание Лукьяна безоговорочно выполнять гетманский наказ. Запись была скреплена «притіснєнієм звиклой печаті городовой ратуша пирятинского».
Однако, как видно по дальнейшему развитию событий, соблюдение слова не входило в перечень достоинств сына полковника Свички. В первой половине 1715 г. полковая канцелярия лубенского полка получила универсал И. Скоропадского с приказом такого содержания: иже многокротне уже стужают й стужали нам своими жалобливимі донесеніями всі обче мелники пирятинскіе, утвержаючися на пана Лукяна Свічку», который, не довольствуясь вешняком на пирятинской дамбе, устраивает новую мельницу на дамбе кручанской. Учитывая несоблюдение Свичкой слова и невыполнение судебного постановления, гетман Украины угрожал ему в случае повторного непослушания штрафом в размере двух тысяч талеров.
Однако недаром же годы правления Ивана Ильича Скоропадского вошли в украинскую историю как времена атрофии власти, разгула старшинского самовластия и анархии. Возможно, именно поэтому Лукьян Свичка не только проигнорировал гетманские предупреждения и не выполнил судебное постановление, но и самовольно покинул казацкий лагерь, мобилизованный по приказу Скоропадского. Гетману ничего больше не оставалось, как летом 1715 г. сделать норовистому потомку казацкого полковника «последнее сто первое китайское» предупреждение: «Пане Свічка. Удивлятися непомалу мусим такому твоєму глупому й нерозумному поступку, же у полтора року ледве до нас показалесь бил очи, а потом днів два чили три забавившись, звернулось хорогов й без ведома нашого уехалесь тайно к дому». Вспомнил Иван Ильич и другие провинности Лукьяна, а особенно его ослушание в выполнении судебных решений. Напоследок гетман отмечал, что «тое легкоуміє немалую в нас ку тобі побуждаєт уразу, бо уже час би, оставивши дурность, знати своє належнеє званіє, а не іначей мусим з тобою впред поступовати, аж хіба зискавши... не тілко млини твої кажем позапечатовати, але й маєтностей позбудеш, декляруєм».
Как ни странно, но и на этот раз самоуправство пирятинского властителя также не прекратили. Свидетельством тому является «последнее сто второе китайское» предупреждение, к которому И. Скоропадский был вынужден прибегнуть через год, 29 августа 1716 года. Начиналось оно довольно примечательно: «Свічко неразумний. Не з чего іншого, тилко з твоеи легкомислності і крайнего неразсудку, походить тоє, же ти, бинаймній указов наших не слухаючи и не ісполняючи оних, не тилко млинов, на гатках ку шкоді старой греблі пирятинской безправнє і самоволнє построєних, не хочеш зносити й безчережно всігда мелеш, але є з низу єще кручанскою своєю греблею наплавною, а не стародавнєю, чиниш подтоп, а к тому хочеш насилно ку болшой шкоді той же греблі пирятинской і на яловом лотоці на греблі кручанской строіти клітку». Итак, как можно сделать вывод из строк гетманского послания, Лукьян Свичка не только не выполнил волю региментаря и не снес самовольно построенные отцом мельницы, но и начал подготовку к строительству новых!
Далее И. Скоропадский, продемонстрировав хорошую осведомленность о деталях мельничной войны на речке Удай, пересказал все обстоятельства нарушения сначала полковником Леонтием Свичкой, а впоследствии и его сыном Лукьяном прав пирятинской общины и в резолютативной части универсала пригрозил последнему: «аже ти, як вул на рогатину пручися, й по сей час оних не зносиш, да єще і строїти збираєшся, прето для всеконєчного погамованя твоєго зухвалства, за котороє повелівши тобі приминути в Глухов, учиним наказаніє, видалисмо мелникам пирятинским універсал, позволяючи, з помощію старшини тамошнеи, тіє твоі, не слушнє построєниє млини розкидати й преч з місця позносити, бо ті зась суворо грозим й приказуєм, абись болше оних там реставровати й держати не важился, бо єслі бись міл єще стояти при упорі, то відай певне, же інших млинов, а без мала і маєтностей позбудєш».
Прекратилась ли после этого грозного гетманского универсала мельничья война на реке Удай и праздновали ли пирятинские мельники такую долгожданную победу — неизвестно. Вероятнее всего, что нет. Ведь известный исследователь казацкого прошлого Левобережной Украины М. Стороженко, посетив в конце 1880-х годов Лубенщину, зафиксировал тот факт, что на Пирятинской дамбе в то время не было уже ни одного мельничного колеса, тогда как на Кручанской работало целых четыре! Видимо, поэтому победу в этой затяжной войне все же праздновала не пирятинская община, а потомки Леонтия Свички.
