Необходима честность в подходах

Информационная инвазия российских империалистов требует повышенного внимания к изучению украинской истории. Нужно признать правоту наших ученых, которые отмечают, что национальная история не только в отечественной школе, но даже в вузах показывает ленинскую бородку, то есть представлена как история социальных движений. В этом понимании вопрос, затронутый Василием Расевичем («День», 2015 №222-223), приобретает особое значение, требует вдумчивого подхода, а не эмоционального возмущения.

Конечно, некоторым, если не большинству читателей, нелегко переосмыслить родную историю под углом национальных интересов, потому что унаследованный от тоталитарного режима подход к ней, как к истории социальных движений с целью якобы «воссоединения Украины с братской Россией», висит над нами дамокловым мечом.

Василий Расевич экстраполирует выводы истории на наше время: «...Мы программируем наше молодое поколение на то, что украинцы — это социальные низы, немилосердно эксплуатируемые врагами, которые, как правило, были другой (не православной) веры и другого этнического происхождения. Мы очень легко, поскольку власть не украинская, отдаем шляхту и аристократию полякам и россиянам. Таким же образом поступаем с представителями правительства, чиновниками и военными».

Конечно, с таким обобщением согласиться непросто: нужно четко различить шляхту и аристократию с одной стороны, а правителей, чиновников, военных — с другой. Несомненно, историю Запорожской Сечи не представить без аристократа князя Дмитрия Вишневецкого, известного из народной песни как Байда, или галицкого шляхтича Петра Сагайдачного, не говоря уже о гетмане Богдане Хмельницком, который также был из шляхетского рода. Не стоит забывать о героической деятельности шляхтича Василия Капниста или подполковника Андрея Красовского. Но пригодились ли украинскому делу партийный деятель Влас Чубарь, чиновник Михаил Юзефович, генерал-фельдмаршал Иван Паскевич, митрополит Стефан Яворский? Лишь в последнее время начали должным образом оценивать дальнозоркость шляхтича гетмана Ивана Выговского, разоблачать московское политическое коварство и анафему великому гетману Ивану Мазепе.

Аналогичной взвешенности требуют другие проблемы нашей истории. Конечно, согласиться с характеристикой В.Расевича гайдаматчины как «истории неудачников и резунов» не имеем права. Во-первых, историк принимает во внимание лишь поведение одной стороны, забывая о причинах, которые спровоцировали действия возмущенного украинского люда. Во-вторых, в его оценке проявляется некритический подход к тем концепциям, которые постоянно навязывались нашими противниками — москалями и поляками, исходившими из своих национальных (и даже имперских!) интересов. В-третьих, к сожалению, подход историка не конкретно исторический, ориентирован на какой-то абстрактный гуманизм. В-четвертых, автор статьи оценивает гайдамацкое движение односторонне, сводит его исключительно к движению социальному, хотя нужно отметить, что особенно концентрируется на конфессиональном факторе. Безусловно, такой подход достаточно рискованный, потому что попытка «открыть Америку» может превратиться в банальное «открытие Москвы», то есть переспев отработанных там фальшивок.

Оценивая гайдамацкое восстание под предводительством Максима Зализняка и Ивана Гонты, наш историк должен считаться с тем, что на стороне наших оппонентов (москалей и поляков) имперский, а следовательно, антиукраинский, интерес. В противовес им на украинской стороне — не только национальный интерес, но и историческая правда. Если в истории российской или польской наши гайдамаки — «не воины, а разбойники, воры, пятно в истории», то в нашей истории они заслуживают другой оценки, оценки взвешенной. Не будем ультрапатриотами в подходе к Гонте, но не будем в то же время абстрактными гуманистами. Историк спрашивает: «В чем заключалось геройство поступка Гонты, который нарушил присягу и, будучи сотником надворной милиции, которая должна была защищать город, перешел на сторону бандитов? Почему мы не задумываемся над тем, что, будучи обычным крестьянином, Иван Гонта дослужился до сотника и что таких гонт было предостаточно. Почему должны культивировать симпатии у современных украинцев к изменнику, а не к тем, кто добросовестно исполняет присягу».

МОЖНО ЛИ ОБВИНЯТЬ ИЗВЕСТНЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ КАЗАЧЕСТВА, ТАКИХ, КАК БОГДАН ХМЕЛЬНИЦКИЙ И ИВАН ГОНТА, В ТОМ, ЧТО ОНИ, дескать, нарушили ПРИСЯГУ ПОЛЬСКОЙ ВЛАСТИ, КОТОРОЙ ОБЕЩАЛИ СЛУЖИТЬ? ЭТО — ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ ВОПРОС! / ГРАВЮРА  СЕРГЕЯ ЯКУТОВИЧА

Прочитав эти строки, начинаю вспоминать что-то подобное. Не точно так же ли обвиняют в «измене» московские украинофобы великого гетмана Ивана Мазепу? Безусловно, не будем приписывать к их компании нашего историка. Он имел другую задачу: стремился подойти к трагической странице нашей истории с европейских позиций. Но заметим, враги, например, всегда лезли из кожи, чтобы внушать отвращение к нашим героям, борцам за национальное освобождение. Как только не называли их? Выговцами, мазепинцами, петлюровцами, бандеровцами... В то же время Пушкин глорифицировал настоящих изменников Искру и Кочубея. Если кто-то сейчас осуждает Гонту, то нужно задуматься над тем, кого он должен прославлять. Конечно, тех, против кого воевали гайдамаки! Поэтому он должен был стать на сторону конфедератов, о которых пишет наш поэт:

«Гляньте, подивіться: то конфедерати,

Люде, що зібрались волю боронить.

Боронять, прокляті...»

Или, может быть, уважаемый историк на стороне корчмаря, который называл сироту Ярему не иначе как «хамом» или «хамовым сыном»?

В конце концов, украинский народ не был исключением в тогдашней Европе. Читая осуждение Колиивщины, вспомним, что делалось во Франции в годы Великой Французской революции, а это уже было через двадцать лет после Уманской резни. А еще сравним действия наших лидеров с деятельностью французского революционера Робеспьера. Не будем оправдывать Гонту, но попытаемся понять.

Если уж мы так стремимся в Европу, то полистаем произведения Адама Мицкевича, которого наш Иван Франко назвал «поэтом измены». Осуждают ли поляки главного героя поэмы «Конрад Валленрод»? Да нет! Они даже одобряют такую позицию, когда патриот внешне якобы служит врагу, а в удобное время наносит ему решающий или ощутимый удар. Такова судьба патриотов порабощенного народа! Если уж быть последовательным, то автор «Истории неудачников и резунов» должен был бы клеймить как изменников прежних формальных компартийцев, которые получали при тоталитарном режиме титулы, должности, премии, ордена, медали, грамоты, а в конце восьмидесятых годов прошлого века организовали Общество украинского языка имени Тараса Шевченко, «Мемориал», Народный Рух Украины, Научное Общество имени Шевченко. Интересно, смог бы без их подвижнического труда уважаемый историк писать научные труды, не чувствуя компартийной цензуры и обвинений в «антисоветской агитации и пропаганде» или даже «измене родины» ?

Польский поэт воспевает подвиг своего героя:

«...Зірвав свій плащ, магістра  топче знаки

І каже з усміхом несамовитим:

«Мої гріхи? Хай знає їх усякий!

Я смерть прийму, чого ж іще вам треба!

Велику на землі зробив я справу!

... Війська там ваші гинуть — і надії!»

Если так подходит Адам Мицкевич, то историк, который клеймит Гонту за измену, должен был бы четко ответить на вопрос: кого предал уманский сотник — польскую шляхту или свой народ? Безусловно, о факте измены нужно говорить тогда, когда он принес присягу на верность врагам своего народа. Переход же Гонты к гайдамакам был расплатой за это предательство! Очень досадно, что Расевич называет гайдамаков бандитами. Задумаемся, называл бы так борцов против поработителей своего народа польский историк? Нет! Поляк знает, что абстрактного патриотизма нет! Уместны, думаю, здесь слова нашего великого поэта: «Не пора, не пора, не пора москалеві, ляхові служить!». Сомневаюсь, будет ли наш историк хвалить за безукоризненное исполнение присяги известного украинофоба Юзефовича или идеологическую последовательность украиноненависника Бузины!

Долго ли еще мы, украинцы, будем просить у всех прощения за спровоцированные или даже вымышленные нашими поработителями преступления? Берем пример с наших соседей? Вернули ли нам словаки Пряшевщину? Покаялись ли поляки за геноцид украинцев во время операции «Висла»? Отдала ли Беларусь нашу родную Берестейщину? Признала ли Москва преступлением то, что большевистская власть оторвала от марионеточной советской Украины территорию, которая равняется среднему европейскому государству, и заморила голодом миллионы этнических украинцев не только на родных землях, но и в других союзных республиках?

Историк В.Расевич выражает свое неудовлетворение тем, что «украинцы сразу после выступления польского президента в Верховной Раде принимают законы, направленные на глорификацию ОУН». Странная позиция! Не просить ли нам разрешения у поляков на прославление нашей патриотической организации, которая перечеркнула польские планы за 25 лет «решить украинский вопрос», то есть завершить этноцид украинцев! В моей семье хранится свидетельство матери об окончании сельской школы: написано на польском языке, а украинский язык назван руським. Как известно, поляки не собирались выполнять свои обязательства перед международным содружеством, которое предусматривало предоставление Галичине прав автономии. О таких правах для Волыни, откуда родом сам В.Расевич, даже не шла речь: оккупанты считали, что тамошнее украинское население не готово к самоуправлению, трактовали украинцев так же, как и наш современный историк гайдамаков, то есть как неудачников и резунов. Такая политика лишь усилила национально-освободительную борьбу,  призвала к жизни ОУН.

Осудив «советско-российско-православную интерпретацию истории» после провозглашения независимости, историк затронул актуальные вопросы. Ответил ли он на них? Или внес еще больше путаницы? Слово за историками, которые исследуют гайдамацкое движение. Но это касается не только научных работников, но и каждого гражданина!