Стандарты и нормативы, или о локальных проявлениях глобальных тенденций
Дискуссии, которые ведутся не только в профессиональной среде журналистов, но и во всем обществе, стали центром обсуждений III Донбасс Медиа Форума, прошедшего 27 - 29 июня в городе Святогорск Донецкой области. По приглашению Института демократии им. Пилипа Орлика я, как и многие другие эксперты, имел возможность присоединиться к работе Форума, наблюдать за дискуссиями, фиксировать индикаторы социальных изменений, которые ярко отражает отечественное экспертное и медиа-сообщество.
Проблема внедрения и применяемости профессиональных стандартов в кризисных условиях так или иначе присутствовала во всех дискуссиях и темах форума. Это понятно, потому что проблема самоопределения, проблема идентичности является не только ключевой проблемой современности, но и источником текущих конфликтов.
На самом деле, с чисто формальной точки зрения, проблема стандартов - это проблема противоречий между множествами нормативов и наборами критериев в различных состояниях системы (в частности в стабильном и кризисном, например, войны и мира). И проблема преодоления таких противоречий заключается в том, как соблюдение стандартов позволяет разрешить кризис, разрешить конфликт, или же наоборот. В условиях динамических изменений общества это не является тривиальной задачей.
И здесь имеет смысл вспомнить, что на самом деле проблема шире и фундаментальнее - человечество сейчас переживает фундаментальную трансформацию глобального коммуникативного пространства. И это бесспорно, отражается и на нормативах, и на критериях.
Без учета этого базового интегрального фактора ни одна локальная проблема успешно решена быть не может - мы будем бесконечно ходить дурным кругом бесцельных дискуссий.
Итак, прежде всего, следует признать, что большинство явлений, которые мы считаем негативными и даже угрожающими, и которым мы пытаемся противостоять в современном мире, на самом деле, являются проявлениями фундаментальных процессов, связанных с глобальными изменениями коммуникативной среды, обусловленных развитием коммуникативных технологий и глобализацией коммуникативного пространства.
Таких глобальных тенденций в данном случае, собственно, можно выделить две.
Во-первых, это изменение качественных и количественных характеристик несимметричности коммуникативного пространства, которую мы наблюдаем с середины 1990-х.
О потенциальной опасности такого рода говорил еще Норберт Винер в своей работе «Human Use of Human Beings» (1950), а многочисленные исследователи коммуникативных технологий в 1985-99, в частности, Нейл Постман в книге «Развлекаем себя до смерти: публичный дискурс в эпоху шоу -бизнеса» (1985), Филипп Бретон в статье «Коммуникация: между добром и злом»(«Science et vie», 1996) и другие, уже прямо указывали на такого рода угрозы.
Дело заключается в следующем: если еще три-четыре десятилетия назад ограниченное количество известных источников информации работало для неопределенного количества преимущественно анонимных потребителей, то с массовым появлением электронных средств коммуникации ситуация в корне изменилась.
Сегодня количество источников информации является неизвестным, переменным и они в основном анонимны (в том числе благодаря возможностям перепечаток и перепостов информации). По самым оптимистичным оценкам, в среднем не более 20% источников информации генерируют преимущественно собственные новости и информационные материалы, еще около 68-73% живут с перепечаток чужих новостей, еще около 10% выдают новости и материалы разнообразного, иногда неизвестного происхождения.
В то же время, благодаря распространению маркетинговых технологий, потребитель информации больше не является анонимным: мы знаем его географический, демографический, социальный, психологический профиль, социальный и имущественный статус, его желания, стремления и запросы.
Кроме того, появилась возможность обратной связи между агентами информационной среды - в первую очередь, между источником и потребителем информации. Что нелинейно влияет как на содержание, так и на характер распространения информации.
Это привело к тому, что информация становится адресной, а процесс выбора информации потребителем заменяется навязыванием информации как товара. Прямо говоря, мы имеем не конкуренцию идей и точек зрения в публичном пространстве, а конкуренцию маркетинговых технологий. Итак, говоря о стандартах журналистики в таком «дивном новом мире», следует четко понимать его реалии.
Во-вторых, произошло изменение смысла понятия информации. С развитием электронных инструментов коммуникации, мы начали оперировать информацией в сугубо шенноновском смысле. То есть количеством битов, пропущенных через канал связи.
Иначе говоря, сейчас мы платим не за мнение, или факты, а за данные - биты, передаваемые через каналы связи. Этот бизнес (всего этот рынок оценивается в 1,3-1,8 трлн. долл.) оказался гораздо более доходным, чем торговля оружием (по средним оценкам - около 110-140 млрд. долл.) и ненамного отстает от наркоторговли (что-то около 2,1 трлн. дол.). В этой ситуации наибольший доход приносит та информация, которая будет передана по каналам связи наибольшее количество раз. Независимо от содержания, которое становится заложником финансовой целесообразности.
Это привело к тому, что понятие репутации окончательно вытесняется понятием рейтинга, который в свою очередь, сводится к количественной мере коммерческого успеха - количеству сеансов передачи данных (прочитываний, распространений и/или ссылок).
Об этой объективной реальности также следует обязательно помнить, говоря о стандартах журналистики.
Так как все это является объективными глобальными процессами, связанными с технологической и социальной эволюцией, надо признать, что на самом деле, вопрос стоит не как бороться с негативными явлениями, а как адаптироваться к новой реальности коммуникаций. Потому что эти явления есть только локальными отражениями объективных глобальных процессов.
Как известно, «наука знает все». В том числе и то, что адаптация социальных систем к изменениям коммуникационной среды является сложным, многофакторным и во многом непредсказуемым процессом. Следовательно, есть смысл воздержаться от однозначных рекомендаций и категорических выводов.
Впрочем, несколько довольно банальных, или наиболее вероятных вещей сказать нельзя. В частности, понятно, что наиболее оптимальным методом адаптации к таким изменениям является профессиональная и компетентная работа с данными.
В частности, наиболее вероятно, следующее поколение журналистов чтобы выжить в новом мире глобальных коммуникаций, будет вынуждена изучать «data science», - чтобы отличать данные от фактов, точность от достоверности, не путать истинность и правдивость информации.
Работа с данными, в частности, заключается в том, чтобы превратить их в факты. То, что хранится в виртуальном пространстве и передается по каналам связи является просто набором данных - неструктурированных, неупорядоченных, не связанных между собой и другими данными. Чтобы эти «данные» превратились в «факты», они должны быть корректно описаны, однозначно и достоверно идентифицированы, структурированные и интерпретированы в контексте других данных. Только если и когда будут корректно, обоснованно и достоверно установлены взаимосвязи между всеми выявленными данными в рамках системной картины - можно будет говорить об установлении фактов - о работе журналиста, эксперта и т.д., которая имеет ценность для общества.
Только тогда отдельные данные (сообщения, фотографии, ролики и т.д.) превратятся в «факты», а те - в важные аргументы в социальной дискуссии.
Такая деятельность является предметом специального раздела прикладной математики, но эти знания и навыки должны распространиться на другие профессиональные группы, как уже распространились технологии распространения данных.
Также, готов предположить, что в ближайшее время нас ждут изменения в области авторского права и защиты информации.
Чтобы выжить в меняющемся мире, надо адаптироваться к изменениям. Иначе нас ждет судьба динозавров - эдаких интересных и немного страшноватых артефактов в будущих музеях коммуникативных технологии.
