«Вашингтонский обком»
О факторах, связанных с верой в теории заговора
Версия о том, что протесты в Армении якобы инспирированы Америкой, уже активно продвигаются в прокремлевских СМИ. Например, пропагандист Армен Гаспарян даже называет конкретные организации: «Майдан в Ереване координируют, в частности, НКО «Женский ресурсный центр» и «Центр поддержки женщин». Первый возглавляет гражданка Канады, второй — гражданка США. Классика жанра.
Аргументация Гаспаряна сводится к тому, что две недели назад в американской столице прошел круглый стол «Новые вызовы, стоящие перед Арменией. Какой должна быть реакция Запада?», и что там, якобы, решили переориентировать Ереван с Москвы на Вашингтон. «И понеслась», — уверяет пропагандист.
Объяснительные модели людей, которые принимают на веру подобные версии, как правило, бывают двух типов. Первая основывается на убеждении, что любой политический протест — это прежде всего история о тех, кто хочет таким образом сесть на трон и перераспределить сферы влияния; а те или иные народные недовольства, провоцирующие бунт — дело второстепенное и неопределяющее.
Другая модель строится на вере, что любая протестная активность политического характера — это история только о тех, кто хочет таким образом захватить власть и разворовать страну; а те или иные массовые возмущения, которые считаются причинами бунта, искусственные и служат лишь прикрытием принудительного сгона и проплаченности.
Первую модель можно назвать небезнадежной конспирологией, вторую — обреченной. В зависимости от идеологической позиции они могут приобретать различную политическую окраску. Но чем, собственно, диктуется ментальное притяжение к теориям заговора?
ФАКТОР СТРЕССА
Сторонники конспирологических теорий, как правило, душевно здоровы — они просто видят мир иначе, считают психологи. В 2017 году международная команда исследователей из Амстердамского свободного университета и Кентского университета в Великобритании провела пять экспериментов, направленных на понимание мышления сторонников теорий заговора. Все они показали: такие люди способны выявлять закономерности там, где их нет, и это проявляется не только в политических, но и в бытовых вопросах.
А в 2016 году ученые из Университета Англия Раскин опросили 420 респондентов, предложив им ряд вопросов, связанных с конспирологическими версиями. Их попросили оценить свой уровень тревожности, социальный статус и сказать, чувствовали ли они сильные стрессовые ситуации за последние шесть месяцев. В результате была обнаружена корреляция между уровнем стресса и верой в теории заговора. Корреляция с социальным статусом не обнаружена.
Авторы исследования считают, что именно из-за стресса человек становится восприимчивым к внушению: «Стрессовые ситуации ухудшают способность мыслить аналитически. Если человек находится в стрессовом состоянии, он больше склонен к определенному типу мышления, например, распознавать некоторые закономерности и связи, которых не существует», — говорит ведущий автор исследования, социальный психолог Вирен Свами.
Другая теория предполагает, что неприятные события подталкивают человека к попыткам лучше контролировать, объяснять жизнь и окружающие события, а теории заговора — один из вспомогательных способов это сделать.
Ранее проводились исследования, которые выявили корреляцию между конспирологическим мышлением и рядом других факторов, в частности пониженным интеллектом, определенными политическими взглядами, недоверием к власти, низким уровнем самооценки и чувством беспомощности.
ФАКТОР ЗНАНИЙ
Другая проблема, которая способствует распространению теорий заговора, заключается в том, что многие люди отказываются признавать определенные социологические и психологические закономерности, в частности то, что массовая протестная активность может быть результатом естественных и объективных процессов, а не хитро спланированной операцией сильных мира сего. Это очень свойственно советской ментальности. Вспоминается анекдот: «Бабушка, а кто такие люди с гуманитарным складом ума? Не знаю, внучок, их раньше дураками называли».
Доктор психологических наук Ольга Гулькевич на «ПостНауке» буквально на пальцах объясняет, как понимается протестное поведение в социальной психологии.
«В XIX веке человек по фамилии Лебон был первым ученым, который заинтересовался, почему возникает подобная активность. Он делал описание того, что происходило во время французских революций, даже предлагал свои варианты и описание, почему это происходит. С XIX века прошло много времени, однако Лебон, по сути, установил такую традицию в рассмотрении политических протестов, которая потом существовала и воспроизводила себя на протяжении более чем 100 лет. И это была традиция, в которой социальный протест рассматривался как такая хаотичная активность, свойственная толпе», — рассказывает Гулькевич.
Она отмечает, что только где-то во второй половине XX века эта идея и ракурс анализа изменились. Политический протест стал изучаться в рамках так называемой психологии коллективного поведения. Под ним понимаются любые действия, которые большое количество людей делают одновременно. При этом совсем необязательно, чтобы эти люди были в одном месте. Это могут быть действия насильственного характера или вспомогательного характера.
«Первый путь — эмоциональный. Я вижу, что положение моей группы несправедливо. Я считаю, что эта несправедливость вызвана какими-то внешними причинами, не от меня зависящими. Они на меня напали, они не дают чего-то мне. И под «они» могут пониматься все, кто угодно, все, кто не мы. И в этом случае я чувствую гнев, и я участвую в коллективных действиях, чтобы этот гнев реализовать. То есть гнев толкает на сопротивление», — подчеркивает Гулькевич. Другой путь, отмечает психолог, более спокойный и обдуманный. Он начинается с того, что человек, поняв, что с его группой действуют несправедливо, видит, что людей, похожих на него, с такими же интересами, много, и он начинает верить в так называемую коллективную эффективность. Человек убеждается, что он не один, и вместе с другими можно
что-нибудь изменить. Это — не акт отчаяния или гнева, а вполне себе рациональный и воодушевленный ход, связанный с верой уже не столько в собственные, сколько в коллективные силы.
