5 тысяч часов в операционных

Главный врач Днепропетровской областной клинической больницы им. И.И.Мечникова Сергей Рыженко живет в постоянном режиме тревожного ожидания. Он спит не более пяти-шести часов в сутки и не расстается с мобильным телефоном, поскольку в любое время суток в больницу могут доставить раненых. Их везут в Днепропетровск из соседнего Донбасса — так называемой зоны АТО. Самые тяжелые сразу попадают в реанимацию и на операционный стол — к лучшим специалистам области, а теперь, очевидно, и Украины. Ведь за минувший год коллектив больницы им. И.И.Мечникова получил уникальный опыт в деле спасения раненых, и, по отзывам зарубежных коллег, у врачей из Днепропетровска теперь есть чему поучиться. Мечниковцы смогли спасти многих тяжелораненых, у которых практически не было шансов на жизнь.

Кроме того, в больнице проводятся тренинги для военных медиков, проходящих службу в зоне АТО, что помогает сохранить жизни бойцов в военно-полевых условиях. По итогам года, доктору медицинских наук, заслуженному врачу Украины Сергею РЫЖЕНКО было присвоено почетное звание «Человек года-2014». Впрочем, сам главврач считает, что высокой оценки заслуживает не он, а весь трудовой коллектив больницы.

«КАК БЫ ТРУДНО НИ БЫЛО — НЕ СДАВАТЬСЯ»

— Сергей Анатольевич, чему научил вас прошедший год?

— Как бы трудно ни было — не сдаваться. С таким коллективом врачей, как у нас, можно горы свернуть. Когда я был приглашен в Киев на награждение «Человек года-2014», поставил условие: поеду за наградой только с нашими докторами. Это нейрохирург Андрей Сирко, который сделал почти сотню операций на мозге. Это Сергей Бадогин, он занимался средствами обеспечения раненых вместе с волонтерами. Это мой заместитель Юрий Скребец, ответственный за жизни всех бойцов, доставленных к нам с фронта. Хирург Виталий Пелех, спасший сотни пациентов с ранениями живота. Иван Жердев, который оперирует при минно-взрывных травмах на руках и ногах. За последнее время он сделал около 300 операций. Эти славные имена уже вписаны в историю больницы им. Мечникова. Достойнее хирургов после Великой Отечественной войны, наверное, не было. Всех нас пригласили на сцену дворца. И вместе с президентами Украины, бывшими и настоящим, зал аплодировал стоя. Под шквал аплодисментов выходили военные, которые нас благодарили. Такая оценка дорого стоит.

— Сколько раненых бойцов прошло через вашу больницу?

— Если считать с мая 2014 года, когда начались серьезные бои на Донбассе, к нам поступило 1300 раненых. И необходимо учесть, что все это — тяжело раненные, часть из которых — около 500 человек — прошли через отделение реанимации. Это те, кому делали серьезнейшие операции, ведь они находились между жизнью и смертью. Кроме того, нами пролечено более 1000 заболевших в АТО военнослужащих. Если же взять всех бойцов, которые получали в нашей больнице консультации или которым здесь оказывалась первая помощь, — счет идет на тысячи, наверное.

— Почему именно больница Мечникова оказалась тем центром, куда везут тяжело раненных с фронта?

— Так получилось, что Днепропетровщина стала прифронтовой областью. Еще год назад никто и подумать не мог, что у нас может быть такое количество раненых! Все хирурги, в силу сложившихся обстоятельств, были вынуждены переквалифицироваться на военных хирургов, которые оперируют огнестрельные и минно-взрывные ранения. Мы ведь обычная областная больница, которая всегда занималась лечением мирных граждан. Хотя определенный опыт у нас, конечно, был — «благодаря» различным авариям, которые случались в регионе. Помните, к примеру, взрыв дома в Днепропетровске? Такие чрезвычайные ситуации, безусловно, давали опыт работы. Но чтобы поступали десятки, сотни, а сейчас уже и за тысячу раненых, многие из которых в крайне тяжелом состоянии,     — такого никто не ожидал.

«ПОСТУПИЛО ЗА НОЧЬ ПЯТЬ РАНЕНЫХ В КОМЕ, А ЧЕРЕЗ 10 ЧАСОВ ЧЕТВЕРО ИЗ НИХ УЖЕ МОГЛИ ОБЩАТЬСЯ»

— Как к вам попадают раненые?

— В основном их доставляют авиацией. И происходит это обычно по ночам. Я так понимаю, это делается для безопасности. Но приходится круглосуточно находиться на работе. Это очень тяжело. Даже в условиях «перемирия» к нам по-прежнему привозят ребят с минно-взрывными и пулевыми ранениями. Везут в основном из Донецкой области. Конечно, сейчас их меньше, чем, скажем, было в феврале. Ведь случалось такое, что и 150 человек привозили. Привозили массово. Прямо из окопов. Они были присыпаны землей, обгоревшие, в крови. И вот тогда чувствуешь запах настоящей войны. Это тяжелый запах. Некоторые сотрудники больницы, которые впервые увидели подобные вещи, не выдерживали и уходили. Их было немного, чаще всего — это молодые медсестры. Были случаи, когда привозили с поля боя с паразитами в ранах или когда конечности при транспортировке отпадали — и люди, которые это видели, теряли сознание. Я уже не говорю о разорванных телах, которые мы видим каждый день. Сейчас раненых обрабатывают еще на передовой. Военная медицина все-таки начала крепнуть, а поначалу ее не было. У меня в телефоне — множество фотографий ребят. Я их всех раньше фотографировал. Потом перестал, потому что иногда мои дети берут телефон. Могу показать снимки — и вы поймете, что ничего в жизни страшнее не бывает. Вот смотрю по записям: поступило за ночь пять раненых — и все они без сознания. Все в коме. А через 10 часов четверо из них уже могли общаться. Всех прооперировали. Хотя диагноз каждого еле помещался на половине страницы. Одному вырвало кусок поясницы, если вы способны представить себе такое. Осколком повредило подвздошную кость, пробило легкое. Мы ему сделали лапаротомию, и меньше чем через сутки боец пришел в сознание и спросил, какое число. Я отвечаю, а он: «Сегодня моей дочурке — 8 месяцев...». Вот такие трогательные истории — каждый день. И я понимаю, что жизнь продолжается.

«БОЛЬШЕ ПЯТИ ТЫСЯЧ ЧАСОВ В ОПЕРАЦИОННЫХ»

— Как долго длятся операции?

— Когда оперируют несколько специалистов — и нейрохирурги, и полостные хирурги, и травматологи, и сосудистые хирурги, — операция может продолжаться часов пятнадцать.

Мы подсчитали, что больше пяти тысяч часов провели за это время только в операционных. Всего с мая прошлого года мы провели около 2,5 тысячи операций, из них тысяча — по жизненным показателям. Перелили тонну препаратов крови. Спасли почти всех. К сожалению, несколько человек погибло. Это в основном те, кто поступал в состоянии клинической смерти.

А поначалу была вообще страшная картина. Потому что иногда убитых доставляли, думая, что везут только раненых. «Сортировка» была очень плохой первые дни. Мы принимаем машину, а там — пять раненых, и двое — уже мертвые. Но 99% раненых, которые попадают к нам, выживают. Это самый лучший показатель, который можно ожидать во время войны. Израильские специалисты, которые приезжают к нам часто, нас понемножку учили ведению больных с ранениями. Помогали оперировать, консультировали, учили, как правильно лечить минно-взрывные травмы. У них огромный опыт в этой сфере. Так было поначалу. Сейчас мы и сами, наверное, можем преподавать уроки. Кроме тех врачей, кого уже назвал, хочу отметить заместителя главврача Александра Толубаева; заведующего отделением анестезиологии и интенсивной терапии неотложных состояний Александра Машина; завотделением гнойной медицины Сергея Косульникова, который спасает бойцов с тяжелейшими ранениями в живот; Дмитрия Лысенко, который борется с потерей слуха; Игоря Йовенко, заведующего отделением интенсивной терапии политравм. И, безусловно, Анатолия Комока — он восстанавливает лица бойцов, изуродованные взрывами и осколками до неузнаваемости. И многих других специалистов с большой буквы.

«КОГДА СЛЫШУ НОЧЬЮ ЗВУК СИРЕНЫ, — УЖЕ НЕ ЖДУ, ПОКА МНЕ ПЕРЕЗВОНЯТ»

— Когда были самые сложные периоды?

— Май прошлого года. Иловайск. Дебальцево. В это время массово поступали ребята. Очень тяжелые раненые, очень тяжелые судьбы. Потому что каждый — это личность. За каждого болит душа. Мы делаем все возможное, но, к сожалению, 50%, а может даже и больше, тех, кто прошел через больницу Мечникова, останутся инвалидами. У нас нет «легких» больных. В нашей больнице — пять реанимационных отделений. И если человек говорит «здравствуйте!», когда поступает, то есть, может говорить, — это уже победа. Я в медицине больше 30 лет, поэтому действительно привык к травмам. Я это вижу каждый день. Но даже на меня все это оказывает сильное воздействие. Я месяцами не мог спать. Когда мы принимаем раненых, «скорые» едут через город с включенными сиренами. Я, например, когда слышу ночью звук сирены, — уже не жду, пока мне перезвонят. Пока машины возвращаются в аэропорт, я успеваю доехать до больницы, встретить их — и, естественно, остаюсь уже до конца. И никто из работников больницы не спрашивает: а когда это закончится? Ни одна медсестра, ни один врач не спросит: когда конец рабочего дня? Когда можно. Когда отпустят. Когда закончим. Вот закончили — и ребята, которые далеко живут, остаются тут ночевать. Потому что неизвестно, когда еще привезут.

«МНОГИЕ ГОВОРЯТ, ЧТО ХОТЯТ ВЕРНУТЬСЯ НА ФРОНТ»

— Среди раненых бойцов женщины бывают?

— Это женщины особого плана. Они идут на войну не поварами и не обслуживающим персоналом. Они воюют стрелками, снайперами, наводчицами и так далее. Выбирают профессии, которые зачастую у мужиков вызывают содрогание. Они — сильные женщины. Чтобы быть наводчицей в той же пушке, нужно иметь физическую силу. Я служил в армии, и знаю это. Они не боятся ничего. У нас три женщины в последнее время лежали, они получили семь пулевых ранений на троих. И еще сильные контузии. Их, присыпанных землей после разрыва снаряда, привезли к нам по второму разу. Я говорю: «Вы же женщины. Что вам мешает сказать «стоп»? Они отвечают: «Мы не можем, когда в стране такое творится. Мы должны воевать». И возвращаются. Надевают форму, свои награды — и возвращаются обратно.

ЗАВЕДУЮЩИЙ ОТДЕЛЕНИЕМ ХИРУРГИИ И ТРАНСПЛАНТАЦИИ ВИТАЛИЙ ПЕЛЕХ НАСТРАИВАЕТ ОПЕРАЦИОННЫЙ СТОЛ. ЭТОТ ВРАЧ СПАС УЖЕ СОТНИ ПАЦИЕНТОВ С РАНЕНИЯМИ ЖИВОТА

— А как держатся раненые бойцы?

— Вы удивитесь, но многие шутят. Недавно мне один тяжело раненный решил сделать подарок. А ранен он был действительно тяжело, у него через горло — трубка. Говорить он не может, только шепчет. Его собрались перевозить в Киев, поскольку он уже стабильный, а у него перебит позвоночник, другие проблемы. Я к нему захожу перед отправкой, а он мне шепчет: «Хочу вам подарить этого зайчика» — «Это, — говорит,— символ мужской активности!» Этот парень был дней восемь или девять без сознания. Очнулся 8 марта. И тут я к нему прихожу — а у него на лице широкая улыбка. Говорит: «Представить себе не мог, что оживу на женский праздник». Всякие есть истории. Однажды привезли бойца с передовой — позывной «Джексон» — с осколочными ранениями по всему телу. И в груди, и в голове, и в ногах. Часть черепа просвечивается и мозг виден. Бойца несколько дней выводили из комы. Он постепенно учился говорить. В течение двух месяцев перенес десятки операций. В том числе в отделении нейрохирургии. Оперировал его заведующий отделением доктор медицинских наук Андрей Сирко. А теперь этот парень — здоровый оптимист. Многие говорят, что хотят вернуться на фронт. Им кажется, что вот сейчас они попали в больницу, на один день, а завтра побегут. Не до конца понимают серьезность своих ранений.

«ЗАЧАСТУЮ БЮДЖЕТ ПАЦИЕНТА СОСТАВЛЯЛ БОЛЬШЕ, ЧЕМ БЮДЖЕТ РАЙОННОЙ БОЛЬНИЦЫ»

— Имеет ли больница все необходимое для того, чтобы лечить бойцов?

— Нам очень помогает местное руководство. Независимо от того, откуда боец родом      — из Днепропетровской, Донецкой, Львовской области. Они знают о каждом и стараются помочь каждому. Не могу не упомянуть руководителя Комитета по вопросам здравоохранения Ольгу Богомолец — она тоже постоянно держит руку «на пульсе», так сказать. Помогают волонтеры, помогают спонсоры. Мой приятель, например, купил очень дорогой микроскоп. Была только единственная просьба: никому не говорить его имя. Очень здорово помог ПриватБанк — купил компьютерный томограф, несколько наркозных станций. Люди помогают лекарствами. У нас есть штаб помощи раненым, который массово просто решает ежедневные потребности. Мы даже не думали, что они смогут это все сделать. Они одевают ребят, ведь бойцы поступают в грязи, пыли, в разорванной одежде. Им ищут новую одежду, белье, принадлежности. Большую работу делают, что там говорить! За год только лекарств мы получили от организаций и жителей Днепропетровщины на 20 миллионов гривен. К нам приходили и спрашивали: «Какое лекарство нужно раненому?» Шли в аптеку и покупали. Зачастую бюджет пациента составлял больше, чем бюджет районной больницы. Только одному бойцу приобрели лекарств почти на 450 тысяч гривен. И парень выжил! Сегодня мы находимся в балансе, который позволяет нормально работать. И хотя у нас остается много «дыр» по аппаратуре, но для оказания помощи раненым мы имеем практически все, что нам нужно.

«50% УСПЕХА — ЭТО РАБОТА СРЕДНЕГО И МЛАДШЕГО ЗВЕНА»

— Что помогает вам добиваться успеха?

— Большую роль в нашем деле играют взаимопонимание, поддержка и здоровый климат в коллективе. Значимость каждого звена переоценить трудно. Врач не может выполнять работу за медсестру, а медсестра — за санитарку. Могу с уверенностью сказать, что 50% успеха — это работа среднего и младшего звена. Каким бы талантливым ни был врач, какие бы профессиональные назначения он ни делал, их нужно правильно выполнять. И если врач работает хорошо, а медсестра — плохо, звено выпадает. Последние события изменили коллектив, все стали ближе друг к другу. Как в настоящей семье — все радости и все горести переносятся вместе. Жизнь раненым даруют простые, но очень опытные профессионалы. Они радуются каждому движению, казалось бы, безнадежного больного. И это дает хороший результат. Врачи свою работу делают бескорыстно. Мерилом их профессионализма стали не прибавка к зарплате или награды, а спасенная человеческая жизнь. И спустя почти год могу сказать, что увидел в каждом человеке его настоящую сущность, увидел Человека. А для себя понял: я пока мало сделал, чтобы к этому даже приблизиться.

Фото предоставлены Сергеем РЫЖЕНКО