Нераспятый голос

Творчество Короленко и — в особенности — его публичные выступления в защиту вечных, фундаментальных ценностей гуманизма, демократии и социальной справедливости сейчас еще более ценно, чем столетие назад. Украинцы имеют все основания склониться перед светлой памятью своего земляка, уроженца Житомира, учившегося в Ровно, последние 20 лет жизни прожившего в Полтаве, теснейшими узами связанного с нашей землей как никто из русских классиков (за исключением, возможно, Николая Гоголя).

Но еще важнее другое. В круг идей В.Г. Короленко всегда входило как ключевое и центральное — понятие гражданского достоинства личности . И хотя Короленко, будучи прежде всего художником слова, не оставил нам стройной теоретической концепции гражданских прав и свобод, можно говорить, что даже беглый анализ его творчества позволяет сделать следующий вывод: гражданское достоинство человека, по Короленко, складывается из гармонического единства его личности и национального достоинства, а также из такого ценнейшего и необходимейшего в наши дни качества, как гражданская ответственность . Все эти компоненты многим из нас приходится усваивать сейчас заново. И Короленко здесь — лучший учитель.

ДОСТОИНСТВО ЛИЧНОЕ

Всю жизнь Владимир Галактионович помнил о своем отце, судье на имперской службе в небольших городках тогдашнего «Юго-Западного края», честнейшем и неподкупнейшем человеке. Галактион Афанасьевич Короленко не просто никогда не брал взяток (если угодно, «подарков») за то или иное судебное решение — а предложения поступали от богатых клиентов. Он приходил в неописуемую ярость даже от одного намека на возможные «подношения», свято веря, что достоинство его как человека и одновременно долг как судьи велит судить только по закону, невзирая на лица и богатство. Короленко вспоминает, с каким трудом удалось уговорить отца принять первый и последний в жизни «подарок» — маленькую куклу для девочки, сестры писателя. «Через вас я стал- таки взяточником», — сердито кричал Короленко-старший.

Его сын Владимир уже с детства приучил себя с достоинством принимать сложнейшие ситуации морального выбора, в которых оказывается человек, и действовать по принципу: «Я буду поступать так, как велит долг и честь, иначе вести себя — значит ронять человеческое достоинство» . Один короткий пример. После убийства Александра II Короленко, тогда политический ссыльный, после долгих размышлений наотрез отказался принести присягу новому царю, как того требовал закон (хотя большинство ссыльных сочло этот акт пустой формальностью! ). Но Владимир Галактионович объяснил свою позицию так: совесть не позволяет ему дать обещание верности Александру III, вступившему на престол. Через 35 лет, вспоминая этот отказ (стоивший ему, между прочим, четырехлетней ссылки в Якутию!), Короленко писал: «Оглядываясь на этот эпизод моего прошлого, я должен сказать, что тогда я поступил именно так, как этого требовала моя совесть, то есть моя природа, и спокойствие, наступившее для меня тотчас после принятого решения, доказывало ясно, что в этом отношении я был прав».

Именно высочайший уровень человеческого достоинства не позволил Короленко — общественному деятелю — опуститься до демагогического заигрывания с толпой, пустых и лживых фраз. В июне 1917 года писателя, чей авторитет был в Украине, как и в России, исключительно высок, пригласили на митинг крестьян села Ковалевка под Миргородом, требовавших немедленного уравнительного раздела помещичьих земель. Вот как описывает Короленко все происходившее в книге очерков «Земли! Земли!»: «Я перешел тогда к вопросу о земле, предупредив, что мне придется говорить многое, что, может быть, покажется неприятным. Кто думает, чтобы просто отнять землю у одних и отдать ее другим — тот сильно ошибается. Уже в начале этой части моей речи я видел, что настроение толпы меняется. Большинству ее мои мысли казались нежелательными и ненужными. А она уже привыкла, что к ней обращаются только с льстивыми и приятными большинству словами. Лесть любят не одни монархи, но и «самодержавный народ» . А рецепт, который предложили писателю взбудораженные крестьяне (вместе с фронтовиками, один из которых заявил Короленко:

«На фронте, господин хороший, вас за такие речи убили бы!»), был удивительно прост: «Всю землю поровну разделить, а горожанам удвоить зарплату...» .

Такие «святыни», как всеобщее избирательное право, были для Короленко предметом не благоговенного восторга, а трезвого анализа. Почитаем его статью «Побольше честности» (июль 1917 г.): «Всеобщая подача голосов! Сколько надежд возбуждали эти три слова. Да, многое издали кажется красивее, чем вблизи. Политическая неразвитость народа, его безграмотность, непривычка разбираться в идеях и направлениях, недостаток известных народу деталей — все это поселяет самые реальные опасения, дает простор для искажения народного мнения, заставляет сильно задуматься над ближайшими результатами. Народ — толпа, народ не развит политически, его мнения детски неустойчивы и изменчивы. Пока эти политические мнения нельзя уважать. Но нужно уважать человека и его непосредственное человеческое искание правды. Нужно уважать его свободу. Долой демагогию и политиканство!» Эти слова, словно написанные сегодня, были опубликованы за три месяца до большевистской революции...

ДОСТОИНСТВО НАЦИОНАЛЬНОЕ

Сын украинца — обедневшего дворянина и польки — Короленко с юных лет был поставлен перед необходимостью национальной самоидентификации. С украинской землей он породнился с первых лет жизни, здесь же, в Полтаве, завершился его путь. Никогда Украина не была для писателя чужой (не зря в замечательных «Письмах к Луначарскому», о которых речь впереди, много раз встречаем слова: «У нас в Украине», «Наша украинская жизнь» и т.д.). Только человек, прекрасно знавший украинскую психологию, быт, историю, мог написать такие проникновенные строки (повесть «Без языка»): «Люди еще помнили, как он (столетний старик Лозинский-Шуляк. — И.С.) рассказывал о прежних годах, о Запорожье, о гайдамаках, о том, как и он уходил на Днепр и потом с ватажками нападал на Хлебно и Клевань, и как осажденные в горящей избе гайдамаки стреляли из окон, пока от жара не лопались у них глаза и не взрывались сами собой пороховницы. И старик сверкал дикими потухающими глазами и говорил: «Гей-гей! Было когда-то наше время... Была у нас свобода!...» А сельчане — уже третье и четвертое поколение, — слушая эти странные рассказы, крестились и говорили: «А то ж не дай господи Боже!» . Добавим к этому, что вообще едва ли не более половины художественных произведений Владимира Галактионовича рисуют жизнь именно нашей земли, Украины.

И все же Короленко стал писателем русским. Почему? Вот как объяснил он это сам: «В детстве моем свились в один клубок три национализма (польский, украинский, русский), из которых каждый заявлял право на владение моей беззащитной душой с обязанностью кого-нибудь ненавидеть и преследовать» . Своей же родиной писатель считал русскую литературу, которая, верил он, «оставила в стороне национальные споры и примирила их в общем лозунге: свобода».

На взгляд Короленко, достоинство национальное суть производное от достоинства личностного, шовинист пятнает как себя самого, так и нацию, которую «славит». Всероссийскую и мировую известность принесла автору «Слепого музыканта» его яростная борьба с черносотенной травлей «инородцев» (например, «Мултанское дело»), против великорусского шовинизма. Вот его строки из статьи: «Несколько мыслей о национализме» (1901 г.): «И достоинства наши, и недостатки чувствуются нами непосредственнее и интенсивнее, чем свойства других народов. Но это не должно заставлять нас любить и прославлять недостатки лишь потому, что они наши, и отрицать чужие достоинства, потому что они чужие. И прежде всего человек, у которого в душе есть истинное ощущение национального достоинства — не станет выпячивать его в ущерб другим, так де, как не станет выпячивать своей, никем еще не затрагиваемой, «чести». Кстати, зададимся прямым вопросом: об одном лишь только великорусском шовинизме здесь речь?

Однако в 1917 году Короленко отказался признать лозунги патриотизма и любви к Отечеству «буржуазными» и «классовыми». Его аргументация была такова: Россия, хотим мы того или нет, объективно втянута в мировую войну, с этим надо считаться.

«В самом деле, есть ли уже единое человечество? Его еще нет. А отечество есть. Для единого человечества нужно еще много работать. Где? В отечествах» .

Статья «Война, отечество и человечество», откуда взяты эти строки, в сентябре 1919 года попалась на глаза Ленину. Приведем здесь фрагмент из опубликованного только в 1965 году его письма к Горькому, из которого очень ясно видно, что за человек был вождь большевиков: «Интеллектуальные силы» народа смешивать с «силами» буржуазных интеллигентов неправильно. За образец возьму Короленко: я недавно прочел его брошюру «Война, отечество и человечество». Какая гнусная, подлая, мерзкая защита империалистической войны. Прикрытая слащавыми фразами! Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками! Для таких господ десять миллионов убитых на империалистической войне — дело, заслуживающее поддержки (делами, при слащавых фразах «против» войны), а гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов вызывает... истерики. Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно» . Комментарии излишни...

ГРАЖДАНСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

«Жалкий мещанин» Короленко, бесспорно, сильно рисковал, возвышая свой голос против еврейских погромов 1903 — 1906 годов, против зверских расправ над украинскими крестьянами в селе Сорочинцах (вот его слова о царских карателях: «Эти люди пьянеют уже от сознания своего всемогущества, своей безответственности, своей власти над обывателем»). Заметим, что за книгу «Сорочинская трагедия» автора год держали под следствием...

Но, безусловно, неизмеримо больше рисковал писатель, заняв в годы братоубийственной гражданской войны самую гуманную, самую неблагодарную, но и самую ответственную, третью позицию, осуждая зверства обеих воюющих сторон (до такой высоты поднялся тогда в русской литературе разве что еще один наш земляк Максимилиан Волошин; «День» писал о нем, см. №74, 20.04.2002 г.). Именно то чувство гражданской ответственности, которое руководило Короленко, когда он в 90-е годы XIX века, несмотря на угрозы, разоблачил в серии статей многомиллионные хищения в Волжском банке (Владимир Галактионович жил тогда в Нижнем Новгороде), побудило его выступить резко против бессудных расстрелов и расправ, творимых в массовом порядке на Украине органами ЧК. Речь идет о знаменитых «Письмах к Луначарскому», по сути завещании Короленко, писавшихся в июле—сентябре 1920 года, по горячим следам событий.

Но ценность «Писем» — не только в живом, сильном чувстве гневного протеста против зверств. Автор формулирует свой идеал «неприкосновенного запаса» демократии, утратив который общество откатывается назад, в дикость (к XVII веку, прямо указывает Короленко). И главное здесь — гласность, свобода слова и мнений. «Отсутствие свободной печати делает вас глухими и слепыми на явления жизни. В ваших официозах царствует внутреннее благополучие в то время, когда люди слепо «бредут врозь» (старое русское выражение) от голоду. Провозглашаются победы коммунизма в украинской деревне в то время, когда сельская Украина кипит ненавистью и гневом и чрезвычайки уже подумывают о расстреле заложников» .

Так ярко и мощно звучал голос тяжело больного, старого человека с надорванным сердцем (жизнь его оборвалась через год), который, тем не менее, неустанно хлопоча за невинных, спас в Полтаве в 1918—1921 гг. многие сотни людей. Так звучал голос борца. Правозащитника, соратника Льва Толстого, духовного предтечи Сахарова, Кинга, Гавела. Так звучал нераспятый голос человека, сказавшего о себе: «Пока у меня будут силы, я до последнего издыхания не перестану протестовать против бессудных расстрелов и против детобийства» .