Юрий РЫБЧИНСКИЙ: «Я — папа Жени Рыбчинского»

ВОСПИТАНИЕ В СИСТЕМЕ КОНКУРЕНЦИИ

Когда родился Женя, мы с женой были молоды. Жена была тренером по художественной гимнастике, и Женя вырос в спортивном зале. Пока его мама тренировала девочек, он занимался баскетболом. Потом увлекся плаванием. Он индивидуалист, и командные виды спорта ему не очень нравились. Он всегда хотел мяч забивать сам, так проявлялись его индивидуальные качества. Потом была легкая атлетика, бокс — эти занятия выработали в нем основной стержень. Спорт был третьим его воспитателем. Чтобы чего-то добиться в спорте, нужно выдержать конкуренцию. А наша с женой заслуга в том, что мы Женю не баловали, учили, что делами надо доказывать, что ты тот самый Рыбчинский, а не одеждой, какими-то внешними атрибутами. Женя очень рано начал писать стихи, и очень хорошие стихи. Он тогда учился где-то в классе седьмом. Показывал мне свои стихи, но был очень самолюбивым, в отличие от меня. Когда я начинал писать и показывал знающему человеку, то меня замечания не обижали, наоборот, я был очень благодарен человеку, что тот сэкономил мне время. Сам бы я к этому шел намного дольше. Женя же очень болезненно воспринимал критику. Но я боялся хвалить, я против захваливания детей и видения в них каких-то феноменов.

Такая моя позиция не повредила развитию у сына чувства уверенности в себе. Женя постоянно находился со мной в состоянии соревнования. Я и сейчас остался для него первым соперником. Соревнование длилось постоянно, и не было никаких поблажек. В шашки играли на полном серьезе, как бы жена ни просила проиграть сыну, я ни разу на это не пошел. «Я то уступлю, а в жизни? Ты же всех не уговоришь!» — говорил я жене. Когда-то прочитал о системе воспитания в семье Кеннеди, мне эта система понравилось. В жесткой системе конкуренции жили друг с другом три брата этой семьи. В такой соревновательной системе воспитывался и мой сын. Ему было очень нелегко, но он рано стал взрослым.

В 19 лет Евгений женился. Женился удачно, что бывает очень редко. В 20 — стал отцом. В 23 года уже смог сам организовать свое первое дело — открыл рекламное агентство. Тогда я не мог ему материально помочь, кроме того, не мог помочь ему и советом, потому что я бизнесом никогда не занимался. Он всего добился сам. Я счастливый человек. Он мне сэкономил время и силы. Ему только 30 лет, а он уже известный, состоятельный. Состоялся и как поэт, и как композитор, и как продюсер — во многих ипостасях. Радиобизнес организовал, я говорю о работе радиостанции «Ностальгия». В его проекте организация еще целого ряда новых радиостанций. Думаю, что в успехе сына большая заслуга и его жены, которая ему много помогает. Раньше говорили, что Женя — сын того самого Рыбчинского. Теперь говорят, особенно младшее поколение, что я — папа Жени Рыбчинского.

СЫН ПОМОГАЕТ МНЕ ОТКРЫВАТЬ МИР

Я считал и считаю, что самое лучшее образование — экономическое. В цивилизованном обществе все построено на законах экономики, на законах математики. В любой стране главное действующее лицо — это экономист, от экономистов зависит процветание государства. Когда-то Жене трудно было представить, насколько станут важны в Украине экономические знания — и он поступил на факультет журналистики Киевского университета имени Шевченко. Когда открыл свое дело, потребовалось еще и экономическое образование. Это образование он получил за свои деньги.

Сегодня мы остаемся с Женей конкурентами. Он пишет для Таи Повалий песни — и я пишу для нее. Он пишет для Паши Зиброва — и я пишу. Он, правда, чаще пишет и музыку, и слова. Редко обращается ко мне за каким-то советом — и это хорошо. Хотя у нас сейчас и общее дело есть: я у него на радиостанции «Ностальгия» делаю передачи «Мир поэзии». Моя трудовая книжка у моего сына, он мой работодатель. Часто беседуем о поэзии, о литературе, о жизни. Хотя по-настоящему читать он стал только сейчас, хотя и свободного времени теперь у него гораздо меньше. Очень жалеет, что мало читал раньше. А я не умею заставлять, есть вещи, которые нельзя заставить — любить, верить в Бога. К вере я пришел через сына. Он рано стал верующим. Я помню наши споры, нас ведь воспитывали иначе. Он еще в школе потянулся к одноклассникам, брату и сестре, которые были баптистами. Это произошло тогда, когда Женя учился в классе седьмом. Он со страхом мне об этом рассказал, но я не препятствовал его выбору. В 80-х Женя побывал на встрече с Папой Римским в Польше, после чего принял католичество, его жена — тоже стала католичкой. Окружение моего сына — верующая молодежь. На определенном этапе сын уже стал помогать мне открывать мир. Это естественный процесс, учитель не может состояться, если ничему не учится у учеников. Дети — Моцарты, а родители и учителя — это Сальери, которые зачастую Моцарта в себе убивают. Чтобы не убить в себе Моцарта, оставаться молодым, нужно, взрослея, чаще общаться с людьми, которые младше тебя, а не со своими ровесниками.

Я НЕ ВЕРЮ В МАССОВУЮ ПЕДАГОГИКУ

Педагогика не может быть наукой. Я не знаю, как определить, что такое наука, но у науки есть общие знаменатели разным вещам. А поскольку, с моей точки зрения, различий между людьми гораздо больше, чем сходства, то какая же может быть общая система воспитания? Если есть какая-то общая система, тогда она может подойти одному-двум, а у остальных срежет что-то важное. Я наблюдаю, как люди приходят к некому сектантству — они отказываются от своей индивидуальности и становятся все очень одинаковыми. Это страшно. Педагогика должна быть очень индивидуальна, я не верю в массовую педагогику. Я вырос в эпоху, когда нас всех делали пионерами, заставляли одинаково думать, одинаково поступать, воспитывали на одних и тех же примерах. Это всегда нужно или фашистскому режиму, или тоталитарному — тому режиму, которому нужна толпа. Когда есть потребность в огромном количестве личностей, должно быть как можно больше разнообразных школ, с разным воспитанием, с разными методами обучения. Школы не должны быть смешанными. С моей точки зрения, мы обязательно должны вернуться к той системе, которая была в Русской империи — с раздельным воспитанием и образованием. Один из самых больших недостатков нашей школы — это то, что мальчики и девочки вместе учатся и вместе воспитываются. В результате получается, что мальчики становятся очень инфантильными, очень женственными, а девчонки становятся мужиковатыми. Сокращается этакая таинственность, которая должна быть у обоего пола с детских лет. Два разных мира не должны нивелироваться. Девчонки начинают носить брюки, они курят, разговаривают на языке, на котором разговаривают мальчишки. И я считаю, что это плохо. Я ничего не навязываю, но как альтернатива должна быть и раздельная школа. Потом воспитание мальчиков — это одна система, а воспитание девочек — это совсем другая. Мальчиков должны воспитывать и обучать мужчины. Дома во многих семьях мама сама воспитывает сына, учителя в школе — в основном женщины. В результате мы кричим: «Где вы, мужчины, куда вы исчезли?» А они и не могут возникнуть. Мальчик должен быть воспитан мужчиной, учитель для мальчика, в первую очередь, должен быть мужчиной, он должен быть примером — быть сильным, быть властным, быть добрым.

Мы утратили то ценное, что было до 1917 года в наших лицеях, гимназиях, реальных училищах. В Российской империи, заканчивая гимназию, выпускники знали большое количество языков, чего, кстати, не было в Европе. Кроме того, эти выпускники были, как правило, очень хорошо воспитаны. У нас же сейчас в основном оценивают ученика по тому, как он запоминает, задерживает те или иные знания. Система образования, выходит, важнее, чем система воспитания.

ИМЕТЬ ТЕРПЕНИЕ ВЫДЕРЖАТЬ СВОЕГО РЕБЕНКА

Если говорить о кризисе подросткового возраста, то с детьми бороться не надо, потому что их поведение естественно. Нужно иметь терпение выдержать своего ребенка, понимать, что проблемы тут неизбежны. Как переход от социализма к капитализму, только за более короткое время. Нагрузка в этом возрасте на организм огромная, ребенок может не выдержать. Это колоссальная нагрузка — нервная, психическая, сексуальная. Ребенок сам с собой в этот момент не может справиться, внутри него происходят процессы, равные торнадо, извержению вулкана, землетрясению, наводнению. Этот период неизбежен. В этот период дети отрицают все, спорят с родителями. Им не важно, о чем спорить, это период самоутверждения. Им важно победить в этом споре, как в соревновании. И очень важно, чтобы детей за спор не наказывали.

Когда Женя настолько вырос, что достиг одного размера со мной, он несколько раз без разрешения надел мою рубашку и пиджак. Я раз — сказал, два — сказал, а когда увидел это в третий раз — рубашку порезал ножницами на кусочки — чтобы не было соблазна: «Если ты научишься брать без спросу у папы, то захочешь потом и у других людей брать их вещи. Если есть какие-то соблазны, которые сильнее тебя, значит, я уберу эти соблазны. Я жесткий человек. Я не против того, чтобы чем-то поделиться, но «твое» и «не твое» — должно начинаться очень рано. Книги, пища, кухня — общее. То, что касается личных вещей, они не могут быть общими у детей и родителей.»

Мне всегда было важно, чтобы сын был физически очень сильным, был смелым. И в то же время, чтобы эту силу не показывал на ком-то, кто слабее, чтобы не стал тираном или деспотом. Женя рано понял, что чем сильнее человек физически, тем он должен быть добрее. Тут сработала система противовеса. Хорошо, что в это время он пришел к вере и узнал, что такое христианские ценности, это было очень важно, особенно в советское время. Когда мальчик занимается боксом, ему всегда хочется показать на ком-то свое преимущество. Тут должен срабатывать противовес, нельзя ударяться в одну сторону. Физическое воспитание должно сочетаться с духовным. Образование, с моей точки зрения, человек всегда может наверстать.

КОГДА, КОМУ И ЧТО ЧИТАТЬ...

У нас, к сожалению, а может быть и в мире, нет определенной системы — когда, кому, в какое время нужно давать те или иные знания. Вспомним нашу школу. Например, вот сейчас Женя перечитал «Евгения Онегина» и говорит: «Папа, а что я мог тогда понять в школе?»

— Я тоже не мог.

— Это гениально, я только сейчас это понял, — сказал Женя.

Зачем, с моей точки зрения, в школе изучать такие произведения? Достаточно просто знать, что такое произведение есть. В школе надо бы изучать Грина, «Графа Монте-Кристо», Майн Рида, Марка Твена — какие-то очень романтические произведения. Ведь это самый романтический период в жизни человека... Чтобы понять «Войну и мир» или Достоевского, философию таких произведений, уже взрослый человек на протяжении своей жизни должен по нескольку раз их перечитывать. Не надо это давать детям. Должна быть какая-то система (как сказки, скажем, в детском возрасте), точно рассчитанная на какой-то определенный возраст чтения. Есть произведения, которые можно не понимать, но их надо рано давать, потому что они в разном возрасте по разному понимаются. «Маленький принц» Экзюпери, «Гулливер», «Дон Кихот» — это можно и в детском возрасте читать, потому что ребенок воспримет это, а во взрослом возрасте воспримет уже по-другому. Это неоднозначные произведения. А есть произведения, которыми можно вообще отбить охоту у людей читать, как если давать не вовремя и не ту пищу.

ВО ЧТО ПРЕВРАТИТСЯ ИНФОРМАЦИЯ, ЕСЛИ НЕ ВОСПИТЫВАТЬ

Казалось бы, что благодаря телевидению сегодня стало гораздо легче заниматься воспитанием, но это не так. Сейчас такое количество информации попадает на молодой организм, что, если человека не воспитать, то не знаю, во что превратится эта информация. Тогда могут возникнуть такие феномены, которые были описаны в литературе — «Властелин мира», «Гиперболоид инженера Гарина»... Если не воспитывать людей, то вскоре рано или поздно кто-то уже дома создаст атомную бомбу или что-то еще более страшное. Сами знания (это касается не только воспитания человека, но и воспитания человечества) не должны так страшно опережать духовное воспитание. Это урок ХХ века, когда знания, открытия настолько опередили духовное воспитание народа, что возникли такие феномены, как Октябрьский переворот в России, который уничтожил огромное количество людей, исковеркал судьбы, приход фашизма в Италии и Германии. Все эти катаклизмы связаны с тем, что нет соответствия между воспитанием и образованием. Воспитание, в первую очередь — это религия, это искусство, это история.

Прекрасно, что возникла у нас в Киеве Детская академия искусств (по- моему, ей нет аналога в мире). Я прихожу туда и любуюсь этими детьми. С детских лет там дети занимаются тем, чем дети и должны заниматься — балетом, рисованием, пишут стихи... Потом они могут быть и экономистами, и физиками, но самое главное — они уже никогда не смогут быть плохими людьми.