В поисках «Отца»

Психоанализ предлагает рассматривать жизненную и профессиональную перспективу взрослого человека через призму раннего или детского опыта. Этот подход для нас является тем более ценным, поскольку именно опыт взаимоотношений с родителями как непосредственное переживание ситуации послушания, наказания, ласки или запрета является первым знакомством с Властью. Недаром одну из своих знаменитых и интереснейших работ Зигмунд Фрейд, в соавторстве с политиком (!) У. Буллитом, посвятил анализу истории жизни и политического успеха американского президента Т. Вудро Вильсона. Где, кстати, исход столь масштабного события как Первая мировая война интерпретируется через определенные психологические сложности и барьеры, присущие личности президента США — страны, претендующей на лидерство в поствоенном распределении сфер мирового влияния. Конечно, этот труд является, скорее, психоаналитическим этюдом, нежели научной работой, тем не менее, предложенный подход к анализу политических событий имеет полное право на существование.

Что получается, если применить категории психоанализа к отечественной политике?

По сути, избирательная кампания-2002, впрочем, как и любое другое значимое политическое событие, регламентируется не только правовыми или политико-технологическими рамками, но и психическими и психологическими нюансами личности тех политиков, которые претендуют на статус информационных и рейтинговых лидеров кампании. Ведь каждый из политиков — не просто партийный функционер или стратег, действующий в соответствии с логикой достижения политической выгоды. Это, в первую очередь, реальный человек, который, возможно сам того не осознавая, разыгрывает во внешнем, публичном плане «спектакли» из собственной внутренней жизни.

Опираясь на тезис о первичности инфантильных, или детских, переживаний ситуации власти и переносе их (переживаний) в режим «реального времени», можно сказать, что фигура Отца как носителя изначальной, «первобытной» функции власти должна занимать ключевые позиции в разыгрывании сюжетов политической борьбы. Власть Отца может конвертироваться в две политические темы — античный миф об отцеубийце Эдипе, и христианский миф о сакральном единстве Отца и Сына. Можно с известной долей уверенности сказать, что во взаимодействии и конкуренции современной украинской элиты присутствуют оба указанных этюда.

Здесь, наверное, следует начать с Виктора Ющенко и его знаменитой оговорки про «отца». Конечно, мотив отцовства используется самим Ющенко не без эпатирующих, игровых целей. Однако эта игра основана на реальных особенностях личности Ющенко, а именно выраженной потребности в духовном наставнике и покровителе. Вспомним, что несколько лет назад, до выхода нынешнего лидера блока «Наша Украина» на сцену публичной политики, таким человеком для Виктора Ющенко был Вадим Гетьман. Сейчас в роли наставника и «отца» для Виктора Андреевича выступил Леонид Кучма. По сути, Ющенко-политик эффективен и силен тогда, когда он чувствует поддержку со стороны более зрелого, мудрого и опытного человека. Иначе его действия и поступки носят оттенок растерянности и даже некоторой беспомощности. Именно этим обстоятельством объясняется неадекватная позиция Ющенко в «правительственном процессе» апреля-мая 2001 года, итогом которого стала отставка Кабинета. Ожидая от Президента отцовской поддержки и помощи, и не получая ее, Виктор Ющенко был дезориентирован в ситуации двухстороннего торга с ситуативным парламентским большинством и не смог до конца принять правил реальной игры. Тогда, кстати, выполнение отцовской или наставнической функции по отношению В. Ющенко отчасти взял на себя спикер ВРУ Иван Плющ. По иронии судьбы, после своего «изгнания из отцовского рая» Виктор Ющенко сам стал олицетворять идею Отца для тех политических сил, которые поверили в его политический и лидерский потенциал — для представителей национально-демократической элиты.

Миф об Эдипе в борьбе за перераспределение властных функций отыгрывался неоднократно. В частности, в 1998 году — расколом Народно-демократический партии и выходом команды Анатолия Матвиенко в режим автономного плавания. Напомним, что А. Матвиенко, будучи скорее номинальным, нежели реальным, лидером НДП, мотивировал свое решение резким расхождением своих взглядов и позиций с «ортодоксальной» линией партии. В то время раскол НДП интерпретировался как отмежевание идеологического крыла партии от административно-вертикальной формы организации партийной работы и объяснялся объективными закономерностями развития партийного поля в Украине. Психологически же ситуация объясняется бессознательным стремлением свергнуть деспотичного, склонного к стратегической косности «Отца». Номинальный, а значит, одновременно и слабый, и амбициозный, лидер НДП А. Матвиенко бросил вызов машине жесткой вертикальной мобилизации членов партии, отчасти персонифицированной личностью экс-премьер-министра Украины Валерия Пустовойтенко. Сегодня Анатолий Матвиенко — лидер партии «Собор», член несколько одиозного в своей оппозиционности Форума национального спасения.

О психоаналитических истоках непримиримой оппозиционности следует поговорить особо. Здесь сразу следует оговориться, что оппозиционность может быть двух типов: рациональная, основанная на понимании конкретных выгод и последствий выбранной стратегии, и «непримиримая» — та, которую принято называть «неконструктивной». Этот второй тип оппозиционности, как правило, выстраивается на общественной волне мощного эмоционального протеста. А лидером «непримиримой» оппозиции может и хочет (!) стать далеко не каждый представитель партийно- политической элиты, здесь требуется особый склад личности. Горячий протест народа, который переводится таким лидером на язык политической оппозиции, обычно формулируется как «обличение несправедливости». И ключевым словом здесь является «обличение». Такая оппозиция психологически представляет собой «обличение ради обличения», войну политического «суперэго» против некоего «оно». Чистым олицетворением «суперэго» оппозиции, да и элиты в целом, является Наталья Витренко. Сила ее личности заключается, прежде всего, в способности мобилизовать общественное «суперэго», энергия которого направляется риторикой обличения Власти, погрязшей в пороках и коррупции. Это же справедливо и в отношении «разоблачителя власти» Александра Мороза. Очевидно, что решение стать главным героем «кассетного скандала» для А. Мороза продиктовано, в версии психоанализа, в первую очередь, бессознательным желанием наказать аппарат власти за его «грязные» технологии. Кстати, кассетный скандал, который сейчас принято называть «тестом недееспособности» украинской оппозиции, для украинской политической элиты в целом стал хорошим тестом психологической мотивации политического поступка. Ведь раскрутка «темы Мельниченко» оказалась делом далеко не столь массовым, как возможно, ожидалось, и роль детектива-разоблачителя пришлась по душе совсем не многим. К примеру, Сергей Головатый, бывший министр юстиции Украины, в свое время запросто вхожий в кабинет Президента Л. Кучмы, занял в «деле о кассетах» самую активную позицию. Именно он стал членом группы Головатый — Шишкин — Жир, которая претендует на монопольное озвучивание воли и позиции опального майора Мельниченко. Конечно, в последнее время индекс публичности этого политика резко снизился, и кассетный скандал подвернулся как нельзя более кстати. Однако разве политико-экономическая жизнь Украины так уж бедна на значимые события, которые могут стать поводом проявить себя и отстоять свою позицию? Как говорил Егор Гайдар, отнюдь. Все- таки мотив активнейшего участия С. Головатого в поисках «кассетной аутентичности» аналогичен все тому же старому доброму мифу об Эдипе. Президент изгнал его из своей команды (чем не политический Эдем?), Президент должен быть разоблачен и наказан.

Вторжение бессознательного в сферу «высокой рациональности и предсказуемости» — то есть в политику, прочитывается и в других сюжетах. В частности, энергия и эмоциональность крайне правых партий подпитывается нарциссическим желанием постоянно отыгрывать прошлые национальные или этнические травмы. Данное обстоятельство объясняет низкую политическую, стратегическую и избирательную эффективность подобных партий, хотя и истинные цели их деятельности далеки от традиционной формулы «все для победы». Точнее, они ориентированы на совершенно иные победы — победу национального добра над вненациональным (чуждым, внеродовым и т.д.) злом.

Авторы данной статьи ни в коей мере не стремятся свести отечественную политическую практику к узкопсихологическому объяснению. Однако совсем исключать элемент бессознательности и иррациональности из политической сферы, наверное, не стоит. Психологи, кстати, говорят: «Каждая организация разыгрывает в лицах невроз своего шефа». А правильно поставленный диагноз — это курс к полному выздоровлению.